Гарри Поттер из окна второго этажа с улыбкой наблюдал за собранием местных сплетниц. Он вспомнил, как и на Тисовой улице самым важным для людей было соблюдение всех возможных приличий, даже неровно стриженой лужайки перед домом. Гарри даже подумал, что шутки ради не стоило ставить заглушающие заклинания: тогда поводов для сплетен стало бы гораздо больше. Гораздо больше. Кожа Гарри покрылась мурашками от воспоминаний о сегодняшней ночи, и он обернулся.
Гермиона всё еще спала. Одеяло практически ничего не скрывало, потому что было скручено и зажато между точеных бедер. Гарри сглотнул. Ночью эти длинные ноги сжимали его талию, пока он утопал в удовольствии, имя которому — соитие. Он и представить себе не мог, насколько это захватывающе, — заниматься любовью. Гарри полночи наслаждался телом подруги — нет, не подруги — невесты. Впервые в жизни он был уверен в своих чувствах и доказывал это Гермионе снова и снова. Хотя в первый раз, когда его рука проникла в тесные джинсы, он получил ощутимый «Конфундус» и получасовую лекцию о том, что их ожидает в случае возможной консуммации. Он принял решение быстро и поцеловал Гермиону, стирая все возможные доводы о невозможности их отношений.
Гермиона, словно почувствовав на себе его взгляд, проснулась. Она увидела Гарри в одних плавках и начала быстро накрываться одеялом и что-то про себя бурчать.
Он рассмеялся, подошел к кровати и уточнил:
— Не думаешь, что поздновато стесняться, — Гарри пощекотал выглядывающие ступни. Такие маленькие и хрупкие. Ему вдруг захотелось попробовать на вкус каждый розовый пальчик.
— Стесняться никогда не поздно. Гарри, ты хоть понимаешь, что мы сегодня натворили? — голос звучал приглушенно.
— О-о, еще как. Очень надеюсь творить это регулярно, — сказал он и лег рядом с Гермионой. Он дождался, пока она выглянет из-под одеяла. Раскрасневшееся лицо, теплый взгляд и привычно растрепанные волосы. У Гарри от нежности стало тесно в груди, как, впрочем, и в плавках. Он не знал, что еще нужно для счастья. Хотя, нет, знал. Он резко навалился на Гермиону и начал её щекотать.
Она завизжала и начала очень бурно вырываться, но Гарри на удивление крепко её держал. Через минуту Гермиона стала задыхаться.
— Отпусти, я больше не могу, — смеялась она, и он спустил одеяло с головы. Волосы Гермионы были везде, полностью закрывая её лицо. Она безуспешно пыталась сдувать их, на что Гарри с плотоядной улыбкой раздвинул занавес волос в разные стороны, открывая любимое лицо.
— Какой же я идиот… мы ведь могли так провести целый год или даже больше, — мысль о том, что он так давно упускал возможность быть счастливым, не давала ему покоя.
— С ума сошел? Мы вообще ни о каких крестражах бы не думали. Да и Рон бы нас не понял, — она снова начала вырываться, но Гарри прижался к ней крепче.
— Ты как всегда права, — его рука пробралась под одеяло, нащупывая ногу Гермионы, с удовольствием ощущая её гладкость.
Она смотрела в такие знакомые зеленые глаза, и ей внезапно захотелось заплакать. Потому что его прикосновения были так прекрасны, так трогательны, что в груди все сжималось и легонько пульсировало, распространяя по телу волны удовольствия.
— Ты чего?
— Ничего… — всхлипнула она. Гарри продолжал на нее внимательно смотреть, и она быстро коснулась поцелуем его губ, щек, носа. — Просто это всё кажется таким правильным. Ты и я. Мне никогда не было так хорошо.
— Тебе тоже? — она кивнула, и Гарри поцеловал её, сразу же врываясь языком в рот.
Гермиона вытащила из-под одеяла руки, обвила ими шею Гарри и замычала от удовольствия. Она сжимала бедра, потому что там стало очень влажно, а в животе что-то сладко сжималось. Гермиона вспомнила, как Гарри порывисто врывался в нее, и то невероятное ощущение близости, которое перекрыло даже легкую боль от первого вторжения. Но сейчас это было неразумно, потому что презервативы, которые она наколдовала, исчезали через двадцать минут, и в последний раз они чуть не опоздали. Как бы она не любила Гарри, о своих мечтах забывать было нельзя.
Рука Гарри пробиралась всё выше по ноге и нашла наконец заветное местечко, он прикоснулся к Гермионе так, словно всегда знал, как правильно это делать: мягко и настойчиво. Он начал медленно двигать пальцами. Гермиона заметалась, но Гарри не выпускал её губы из плена, и ей приходилось только выгибаться, мысленно умоляя довести её до края пропасти, что зовется удовольствием, а затем сбросить в бездну экстаза.
Наконец он ускорил движения пальцами и оторвался от влажных губ, чтобы понаблюдать за тем, как Гермиона закатывает глаза и сладко стонет. Он не знал, что может быть прекраснее этого. Он слегка усилил давление, и Гермиона начала подрагивать в его руках и вскрикивать его имя. Спустя несколько секунд она открыла глаза и улыбнулась.
— Это просто… спасибо, — выдохнула она и посмотрела в зеленые омуты глаз, в которых тонула.
— Ты, кстати, когда засыпала, говорила, что есть еще способы… Как еще это можно делать? — спросил Гарри, ему было очень интересно попробовать другие возможности для наслаждения, которые предоставляли их тела.
После некоторой паузы она покраснела, отвела взгляд и прошептала:
— Орально.
Гарри широко открыл глаза и часто задышал, представляя губы Гермионы там, где сегодня ночью были только её прохладные пальчики, которые сводили его с ума.
— Сейчас мы не будем этого делать, — быстро сказала Гермиона.
— Я и не хотел, — слукавил он, не отрывая взгляда от её губ. Гарри понимал, что если они начнут, то не вылезут отсюда до Рождества.
— Лжец, — сказала она и кулачком ощутимо ударила его в бок. — Кто говорил, что не должен лгать?
— Эй, больно, но справедливо.
Они снова рассмеялись и какое-то время просто смотрели друг другу в глаза. Гермиона провела рукой по растрепанным волосам Гарри и улыбнулась.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя, — сказали они одновременно. Эти слова вырвались естественно, словно дыхание. Гарри настойчиво поцеловал её, зная, что она больше никогда не будет ему сопротивляться, уверенный в том, что его любят и он больше никогда не будет одинок. Руками Гарри торопливо выпутывал Гермиону из теплого плена, чтобы скорее ощутить нежность её кожи.
Они упоительно целовались, ощущая, как возбуждение волнами омывает их молодые тела. Гермиона опустила руку между их телами и сжала сквозь ткань давно напряженную плоть. Гарри дернулся и слегка прикусил ей губу, вызывая смачный стон. Он нетерпеливо начал стягивать свои плавки, чтобы проникнуть в такое влажное гостеприимное влагалище.
Сквозь шумное дыхание и сладкие стоны они услышали, как в окно громко стучится сова, очевидно, уже не в первый раз. Гарри разочарованно застонал и уткнулся в плечо Гермионы. В это же время в спальню постучали в дверь. «Да сколько можно?» — раздраженно подумал Гарри и вскочил с кровати.
— У нас будет хоть один спокойный день? — воскликнул Гарри, недовольно поглядывая на министерскую сову, взгляд которой был немного ошалелым, что еще раз подтверждало, что она уже некоторое время за ними наблюдает. «Можно подумать, первый раз увидела».
— Вряд ли. Ты к сове, а я дверь открою. Только накинь халат, а то у совы и так уже психика нарушена, — она взяла с тумбочки палочку и левитировала Гарри халат, после чего надела свой и пошла открывать.
— Мисс Грейнджер, кажется? — осведомилась старушка за дверью их небольшого номера. Она почему-то напоминала гусыню со своей дородной фигурой и длинной шеей. Очевидно же, что вытянула она её, подсматривая за соседями.
— Все правильно, — Гермиона вышла, понимая, что сейчас её вид вряд ли можно назвать подобающим. Поэтому просто собрала сзади волосы и закрутила их в узел. — Именно это имя вы вчера внесли в книгу учета. Что-то не так с оплатой?