– О чём думаешь? – вдруг поинтересовался Двадцать Шесть, прервав меня на полумысли.
– О мочевом пузыре, – не задумываясь выдала правду я.
– Хочешь в уборную?
– Нет, но на что спорим, что захочу?
– Не будем спорить – я тебе и так верю.
– Хм…
– Что? – заинтересованно посмотрел на меня сверху вниз Двадцать Шесть.
– Ты о чём? – утопила непонимающий взгляд в своей порции чая я.
– Вот это твоё “хм”. Что это значит?
– Думаю, что ты в принципе склонен к доверию, и я здесь ни при чём.
– Но вдруг я с лёгкостью поверил только тебе?
– С чего бы вдруг?
– Не знаю, – пожал плечами Двадцать Шесть. – Но я говорю о том, что ты не можешь делать выводов относительно моего доверия, не увидев, как я общаюсь с кем-то кроме тебя.
– А ты общаешься с кем-то кроме меня?! – я наигранно-удивлённо посмотрела на собеседника, хотя у меня это и получилось не так бодро, как я бы того хотела.
– Хах. Ирония. Неплохо, – ухмыльнулся Двадцать Шесть. – А впрочем, знаешь, ты попала в точку. Я общаюсь только с тобой. Меня вообще не существует. После столкновения наших автомобилей мне повезло меньше тебя, и я скончался на месте. И теперь мой мятежный дух еженощно приходит к тебе, так как может поддерживать связь с внешним миром только около полуночи и только через тебя.
– О нет! В моих жилах течёт кровь призрака!
– Именно поэтому только ты меня и видишь!
– Но зачем тебе общаться с этим миром?! У тебя ведь даже родственников нет! А вдруг ты вовсе не призрак?..
– А кто же?!
– Вампир! И являешься только ночью лишь потому, что солнечный свет тебе противен!
Мы не выдержали и расхохотались прежде, чем Двадцать Шесть придумал очередной безумный ответ в продолжение самого бредового диалога в моей жизни. Он смеялся так сильно, что в какой-то момент случайно расплескал на свою рубашку немного чая, что заставило меня подавиться очередным приливом смеха. И всё же мне стало легче, когда я узнала, что у него в запасе имеется ещё одна рубашка.
Глава 8.
Я просыпаюсь с внезапно отяжелевшей, словно налившейся свинцом головой. Рядом со мной никого нет, и это, почему-то, меня удивляет. Часы показывают шесть часов утра, и это удивляет меня ещё больше, так как я почему-то уверена в том, что сейчас должно быть не меньше трёх часов дня.
Почувствовав дискомфорт в беспокоящем меня левом плече, я хочу поправить своё предплечье, но оно вдруг отказывается подниматься. Я с замиранием сердца бросаю взгляд на свои руки и осознаю, что они привязаны к поднятым перилам койки. Какое-то время я не могу понять что происходит и что мне нужно сделать, чтобы освободиться, как вдруг я замечаю большую и незнакомую мне красную кнопку, закреплённую рядом с моим правым запястьем. Недолго думая, я нажимаю на неё.
Прошёл день. Никого из моих родственников ко мне не пропустили. В этом я так же уверена, как и в том, что они наверняка пытались сегодня прорваться к мне. Что именно произошло и как из моей жизни выпало по меньшей мере восемнадцать часов, я не помнила. Доктор сказал, что у меня случился нервный срыв. Подробностей он мне не рассказывал, а я не расспрашивала, не желая вдруг услышать о том, что накануне я что-нибудь разгромила или, например, расцарапала лицо какой-нибудь миловидной медсестре… Кстати, где та темнокожая медсестра, которая интересовалась моими походами в туалет?.. И всё же я не стала расспрашивать о подробностях именно из-за страха. Я боялась, что доктор расскажет мне что-то страшное, что-то, что заставит меня думать, будто я начинаю сходить с ума. Для меня это будет слишком тяжело. Моя жизнь и так один сплошной психоделический триллер, не хватало ещё, чтобы у меня и это отняли. Я хотела оставить себе хотя бы незначительный контроль над собственной жизнью. Смирительной рубашки я точно не переживу – лучше сразу пулю в голову. И всё же… Что-то ведь должно было вызвать приступ? Он ведь не мог случиться спонтанно? Или это было не что-то, а…
…Нет, ничего не помню…
Я не стала расспрашивать доктора сразу, а позже было уже поздно.