Выбрать главу

…Оказалось, Мишу Левкова только ранили в ногу. Его перевязали, помогли подняться и повели под руки. Ещё четверых партизан задели пули или осколки гранат, но тяжёлых ранений не было. Комиссар приказал:

— Уходим, пока за нами не увязались каратели.

Кто-то из темноты сказал:

— А считать, сколько их было, не будем!

— Пусть их считают те, кто посылал сюда, — ответил Лесницкий. — Нам с ранеными будет тяжело идти, поэтому нужно торопиться. Не нарваться бы на засаду.

Собрав, по возможности, трофеи, построились у «точки сбора», вековых сосен, подсвеченных пламенем пожара. Из веток и плащ-палаток соорудили носилки для раненых и распределили, кто и когда будет нести.

— Уходим другой дорогой, — распорядился Лесницкий. — Хотя немного дальше, но безопасней. Хорошо, что уничтожили телефонную связь, не успели они поднять тревогу.

— Зато нашумели да фейерверк устроили, — проворчал Хачариди. — На двадцать вёрст шухеру.

— Это если экономно считать, — отозвался Арсений. — А куда денешься? Без гранат мы хрен бы их выкурили.

Вскоре — не прошли и километра, — где-то позади и в стороне, на дороге из Мамут-Эли, послышался гул моторов.

— Опоздали фрицы! — по-мальчишески радостно воскликнул Володя.

Руденко прислушался, мельком глянул на часы и сказал:

— Сейчас они взлетят к небу.

И действительно: не прошло и трёх минут как громыхнул отдалённый взрыв. Эхо прокатилось по ночному лесу и горам. Гул машин прекратился. И там, откуда донёсся взрыв, и на мгновение осветилась кромка низких облаков, поднялась беспорядочная стрельба.

— Что это? — спросил кто-то из партизан.

Комиссар пояснил:

— Наши мины сработали. Головная машина наскочила и взорвалась. Фашисты на других машинах с перепугу палят вслепую. Это у них бывает частенько. Считают, что попали в засаду и окружены партизанами. До утра никуда больше не сунутся.

— А как вы узнали, что они сейчас должны взлететь? — спросил у комиссара Вася Ерёменко.

— Да как тебе объяснить, парень? Видать, потому, что за эти годы я много раз побывал здесь. Запомнил каждый зигзаг и поворот дороги. Определил по гулу машин, до какого поворота они доехали. А там — наши мины. Теперь понял?

— Теперь я очень понял, — ответил Вася комиссару. — Спасибо. Может, ещё понадобится этот урок и мне.

Идущие в авангарде приостановились: короткий привал. Измученные, уставшие партизаны молча падали наземь.

Подойдя к раненому Левкову, Тарас Иванович спросил:

— Ну как ты, друг Миша, себя чувствуешь?

— Да вот, думаю, что кость цела, но, наверно, надолго выйду из строя.

— Ничего, — ответил комиссар. — Поправишься, ещё и на твою долю хватит бить фашистов. А сейчас крепись. Всё будет хорошо. Я услышал, что командира убили, а не смог поверить. Чую — живой, и всё. Вот видишь, как бывает, Миша? Чувства всё же говорят правду.

— Да, это так, — сказал Михаил комиссару. — Но я думаю, что не родился ещё тот фриц, который должен убить меня. Я ведь живучий.

— Да оно-то так, ты у нас из особого теста состряпан, — улыбнулся Руденко. — Хоть всякому концу приходит конец, но не в одно время, дорогой товарищ Миша.

Где-то там, под перевалом, в небо взлетели одна за другой три ракеты. И, как по команде, закончилась бессмысленная фашистская перестрелка. Стал слышен надрывный вой мотора какой-то машины, взбирающейся по алуштинской дороге.

После короткого отдыха партизаны тронулись дальше.

— Молодец, Серёга, — сказал Руденко, пристраиваясь в авангард, к разведчикам. — Да ты, впрочем, всегда молодец. Урок Финской даром не прошёл.

— Ещё тот урок, — кивнул Хачариди. — Врагу не пожелаешь. А всё-таки, чего мы на этих, — он показал, не оборачиваясь, за спину, будто и так было не понятно, о ком речь, — наехали? Ладно бы на жандармов или офицерьё, а то сидят тихо…

— Стратегия, — отозвался комиссар. — Не зимой, так весной погоним фрица к чёртовой матери, водохранилище нам самим понадобится.

— Мудрёная стратегия, — тряхнул курчавым чубом Хачариди. — Хотя как знать… — продолжил он вполголоса, когда Руденко растворился в темноте по ходу колонны. — Показали немцам, что мы плотину взрывать не собираемся, а значит, и ни к чему большой караул здесь держать.

…Шли чёрными тропами, неся на усталых плечах трофейное оружие, боевого командира и ещё троих раненых. Уставшие, голодные, только к рассвету добрались в расположение отряда. Разошлись по своим шалашам, падая брёвнами на подстил из ветвей и листвы, ни о чём больше не говоря ни слова. Несколько мгновений ещё слышны были только стоны да вздохи, а затем наступила мёртвая тишина.