Это оказалось более трудным делом. Хотя он был готов к самому худшему, действительность превзошла самые смелые ожидания. Тупая колода была женщиной героических пропорций с грацией обожравшегося носорога и обаянием перепившей свиньи. Кроме того, Грон не мог себе представить, что, живя на острове, в двух шагах от моря, можно так вонять. Она появилась на дровяном дворе перед самым закатом. Брезгливо выпятив нижнюю губу, оглядела его, подошла к поленницам, пнула их своей отекшей ступней и повернулась к Грону:
— Ты что, рыбья икра, дурака валять вздумал?
Голос был под стать всему остальному — скрип гвоздя по стеклу. Грон украдкой бросил взгляд в сторону двери — стражника не было. Он демонстративно усмехнулся и молча уселся на камень. Тупая колода подхватила полено и, тяжело переваливаясь, побежала к нему.
— Я оторву твой мужской отросток и забью тебе в глотку, — визгливо заорала она.
Когда повариха была от него в одном шаге, он приподнялся на руках и, скользнув чуть в сторону, выставил вперед ногу. От удара нога загудела, а когда туша рухнула, Грону показалось, что где-то рядом произошло небольшое землетрясение. Но не успела разъяренная Тупая колода перевернуться на спину, как Грон придавил ей ноги коленом и засунул руку между ног.
— Что, женщина, ты этого хотела?
Он наклонился и, рванув зубами материю на груди, осторожно укусил ее за сосок.
— А может, этого?
Тупая колода рванулась, но Грон держал ее крепко. Она обмякла, воткнув в него яростный взгляд, а он начал работать пальцами, губами, языком. Тупая колода изумленно вскрикнула, потом дернулась, снова пытаясь вырваться, но спустя несколько мгновений прерывисто задышала и закрыла глаза. Грон поднялся губами по шее, куснул за ухо и с придыханием зашептал:
— А может быть, и этого тоже? Женщина вскрикнула и простонала:
— Да… да-а-а.
Грон почувствовал, что она вот-вот кончит, и, резко оторвав руки, поднялся на ноги. Тупая колода разочарованно вскрикнула. А Грон выпрямился и сложил руки на груди. Тупая колода с трудом приподнялась на локте и, задыхаясь, спросила:
— Чего ты хочешь? Грон улыбнулся:
— По-моему, хочешь ты, женщина.
Тупая колода с трудом села, помотала головой.
— Как ты это делаешь?
— Ты хочешь попробовать еще раз?
Тупая колода сверлила его яростным взглядом. — Да!
— Так попроси.
Она издала какой-то горловой звук, губы ее задрожали, она облизнулась и харкнула на каменные плиты. Грон ждал. Тупая колода, хозяйка всех Колунов, которые были на дровяном дворе, сидела у ног сопливого юнца и изнывала от желания почувствовать еще раз на своем теле его руки, губы. Понять, что он сделал с ее телом, почему оно, самой хозяйкой уже давно почитавшееся куском студня, так яростно отреагировало на его прикосновения. А юнец гордо стоял рядом. Она шумно вздохнула и выдавила из себя слова:
— Я хочу… — она запнулась, Грон требовательно смотрел на нее, — сделай так еще… прошу…
Грон усмехнулся:
— Так ты просишь, женщина? — Да.
— Кого же ты просишь?
— Тебя, раб! — зло заорала повариха.
Грон покачал головой.
— Раба не просят.
Тупая колода сверлила его яростным взглядом. Грон ждал. Женщина медленно опустила голову.
— Я прошу тебя, господин.
— Ты быстро учишься. — Грон опустился на колени и, ухватив ее за подбородок, поднес ее губы к своим. — А усердие заслуживает награды.
Тупая колода не подозревала, что она была первой женщиной этого мира, которая узнала, что такое поцелуй.
Восток начал алеть, когда повариха с ошарашенным видом протиснулась в проем, забыв закрыть решетку двери. Грон некоторое время посидел, отходя от бурной ночи, потом подобрал набедренную повязку, смочил ее в остатках воды и остервенело обтерся. Последним глотком он прополоскал рот. Он сам удивился тому, как его новое тело реагировало на события прошлой ночи. Грон думал, что полностью овладел им, но тело преподнесло ему очередной сюрприз. Его бросало то в жар, то в холод, он чувствовал себя девственником, впервые попробовавшим женское тело. Грон фыркнул, представив себя в роли девственника, и побрел в закуток за поленницами. Можно было еще часок подремать, что ему совсем не помешало.
Вечером Тупая колода, воровато озираясь, приволокла пятнадцатилитровую флягу из необожженной глины с чистой водой, свежую лепешку толщиной с батон и здоровенный шмат хорошо прожаренного мяса. Дело выгорело.
Зеленоглазая подобралась к краю уступа и осторожно заглянула вниз. Колун махал топором на дальнем конце дровяного двора. Она зажмурилась от страха, но делать было нечего, и, зажав в руке узелок с лепешкой, а под мышкой глиняную бутылку, повернулась, встала на колени, осторожно сползла со стены и начала спускаться вниз. Нащупывая босыми ногами выступы каменной кладки, она быстро спустилась до половины, но, когда она в очередной раз отпустила левую руку, перехватывая поудобнее узелок, камень под ногой вдруг обломился, и она рухнула вниз. От страха девчонка взвизгнула и зажмурилась. Но вместо боли от удара о скалу и перепутанные ветви, она почувствовала, что ее подхватили чьи-то сильные руки. Руки слегка дрогнули, а затем спаситель шагнул в сторону и спрыгнул с кучи наваленных стволов. Она почувствовала, что ее осторожно положили на горячий камень и чья-то жесткая рука легко, но чувствительно хлопнула ее по щеке. От возмущения Зеленоглазая широко распахнула глаза. Склонившийся над ней человек от неожиданности отшатнулся. Он был не особо красив, но явно силен и на удивление гибок. Она даже не сразу поняла, что это и есть Колун.
— Ты кто? — спросил звучный, но странно ломкий голос. Зеленоглазая сердито двинула плечом, сбрасывая его руку, и, гордо вскинув подбородок, произнесла:
— Я — гетера, раб, — вложив в последнее слово все свое презрение.
Колун удивленно посмотрел на нее, потом усмехнулся и сказал этак задумчиво: