— Но если она не найдет тебя ни у тех, ни у других?
— О, храм большой, пусть ищет.
Грон понял, что переубедить ее невозможно, надо было решать: либо турнуть упрямую девчонку, либо помочь ей. Минуту поразмышляв, Грон понял, что, хотя все было за то, чтобы не ввязываться, он не может ей отказать.
— Ладно, сиди здесь, сейчас приготовлю тебе укрытие. — И он, легко вскочил на ноги, двинулся к куче перепутанных древесных стволов, где сделал себе небольшую древесную пещерку, чтобы прятаться от солнца в часы самой большой жары.
Через некоторое время девчонка присоединилась к нему и, пыхтя, стала помогать. Через пару часов у края обрыва возникла неуклюжая куча деревьев. Со стороны обрыва, скрытая сучьями, в ней скрывалась небольшая узкая нора, ведущая в убежище. Грон вытер пот и кивнул Зеленоглазой:
— Залезай.
Она протянула руку, потрогала его мышцы и уважительно сказала:
— А ты сильный. Грон хмыкнул:
— Я же Колун, ладно, залезай. — И, помогая девчонке пробираться по обрыву, смущенно добавил: — Вечером ко мне придут. Ты, это… ну, в общем, сиди тихо.
Она удивленно посмотрела на него, потом улыбнулась:
— Дорогой, я же гетера, и хоть я еще «белая», но насмотреться уже успела, как мне иначе учиться-то.
Когда Грон шел обратно к своему колуну, в голове вертелось одно слово «дорогой», и он с удивлением понял, что ему понравилось, что она его так назвала.
На следующее утро Зеленоглазая выбралась из своего убежища странно притихшая. Грон, несколько смущенный тем, что ей полночи пришлось слушать стоны и вопли Тупой колоды, махал колуном на дальнем конце двора. Она подошла неслышно и некоторое время молча стояла, как-то задумчиво рассматривая его. Грон расколол очередной пень и, отбрасывая в сторону поленья, заметил девчонку. Она покачала головой:
— Да, дорогой, такого я еще не видела.
Грон хмуро потянулся за следующим поленом, поставил его на колоду и пробурчал:
— Чего же ты хотела, я же раб. Зеленоглазая хмыкнула и потянулась всем телом.
— О боги, я не подумала ничего дурного, просто интересно…
Грон хрястнул колуном и, не дождавшись окончания вопроса, спросил сам:
— Что тебе интересно?
— А что ты сможешь сделать с женщиной, которая тебе будет действительно нравиться? — И, засмеявшись тем тягучим, шаловливым смехом, она пошла прочь.
Грон от неожиданности промазал и саданул колуном о скальный грунт. От колуна отскочила острая полоска камня и, вращаясь, упала на пень. Грон выругался сквозь зубы и зло поднял колун. До полудня, когда даже чайки забираются в тень, прячась от нестерпимой жары, он без устали махал топором, а девчонка не показывалась из своего убежища. Но, когда большой колокол возвестил, что храмовые клепсидры и солнечные часы указали самую короткую тень, он отбросил колун и двинулся к убежищу. Девчонка сидела в углу небольшой пещерки из древесных стволов и расчесывала волосы. Грон забрался внутрь, достал мясо, лепешку и, разломив на две половины, протянул Зеленоглазой. Та бросила на него лукавый взгляд сквозь пушистую завесу и кокетливо протянула руку. Грону стало смешно. Он запихнул в рот здоровенный кусок мяса и насмешливо спросил:
— Эй, «белая», я чувствую, ты горишь желанием уйти отсюда «красной», или как там у вас это называется?
Зеленоглазая испуганно посмотрела на него, потом заметила знакомые веселые искорки и расхохоталась:
— Ты уже готов?
— А ты не дразни.
Отсмеявшись, они весело принялись за еду. Но на отдых улеглись, стараясь не касаться друг друга. После жары работа пошла быстрее, и Грон управился с полуторной нормой. Когда возчики, сбросив дрова, уехали, Зеленоглазая тоже выбралась из убежища и стала делать растяжку. Грон, искоса поглядывая, махал колуном, потом он тоже не выдержал и, отложив топор, сел и потянул спину. Затем сделал несколько растяжек. Девчонка удивленно взирала на него.
— Ты действительно самый необычный раб среди всех, которых я знаю.
— Ну я же тебе сказал, что у меня большие планы.
— А что ты еще умеешь? Грон улыбнулся:
— Я сплю не храпя.
Зеленоглазая снова расхохоталась, Грон присоединился к ней. Отсмеявшись, девчонка задумчиво посмотрела на него:
— Знаешь, мне никогда не было так хорошо. Странно, когда я мечтала, то представляла богатых торговцев, властных систрархов, а оказалось, что достаточно простого раба, то есть, конечно, не совсем простого, — она тряхнула волосами, — ладно, полезу в убежище, а то скоро придет твоя любовь.
В эту и две последующие ночи Грон показал Тупой колоде все, на что был способен. Утром третьего дня Зеленоглазая была немного грустной.
— Боишься возвращаться?
— А вдруг Сиэла не придет? Грон задумчиво кивнул.
— Вернешься обратно. Зеленоглазая покачала головой.
— Теперь наставница меня так просто не отпустит.
— Тогда оставайся.
— А если Сиэла уже пришла? Грон пожал плечами.
— Решать-то все равно надо: либо сиди, либо иди. Девчонка хмыкнула и побрела к стене. Грон отложил колун и пошел за ней. У самой стены он придержал ее за плечо.
— Давай подсажу.
Она кивнула, а когда уже взобралась на его сомкнутые в замок руки, вдруг нагнулась и неумело ткнула губами в его приоткрытый рот, потом прянула, как ящерка, и поползла наверх по стене.
Весь день у Грона все валилось из рук. Он никак не мог разобраться в своем отношении к этой сумасбродной девчонке.
То он чувствовал себя этаким дедом, жалеющим славную девчушку, попавшую в жернова. То его бросало в жар, когда он вспоминал, как она стоит, идет, смеется. Он четко знал, что не может пока ни к кому привязываться, и убеждал себя, что это животные реакции молодого тела. Но Зеленоглазая чем-то неуловимо напоминала Тамару. Не внешне, нет. Тамара была невысокой, смуглокожей, черноволосой, с большими черными глазами. Эта была худой, длинноногой, совсем не соответствующей местным канонам красоты, предпочитавшим широкобедрых женщин, что называется, в теле. Но в обеих было что-то, что Люй называл «шакти», что-то неуловимо женственное, заставлявшее мужчин делать стойку, как обученных пойнтеров на охоте. Тупая колода тоже имела все основания быть им недовольной, и хотя она стонала и вопила, как и в прошлые разы, но ушла гораздо раньше. Грон привычно обтерся и забрался в убежище. Не спалось. Он около часа ворочался с боку на бок, как вдруг с обреза стены послышался какой-то шум. Он быстро выбрался наружу. В темноте, белея туникой, по стене спускалась стройная, худая фигурка. Грон рванул к стене так, что, казалось, пятки вспыхнули. Зеленоглазая, заметив, что Грон затормозил прямо под ней, отпустила руки и ухнула вниз. Грон слегка ошалел от такого доверия к своим способностям, но успел подхватить. Девчонка обхватила его руками и, прижавшись всем телом, разревелась. Грон гладил ее по голове, плечам и чувствовал, что глупо улыбается. Она вдруг вскинулась и зашептала ему на ухо:
— Они хотят устроить мне посвящение, Колун, они хотят устроить по-о-о… — И снова заревела.
— Чего? — не понял тот.
— Они посвятят меня Зее-плодоносице, а потом отдадут самым грубым и уродливым рабам, они уже отобрали пятерых.
Грон резко остановился, будто натолкнувшись на стену.
— Зачем?
Зеленоглазая немного успокоилась.
— Так всегда делают. Самое страшное для гетеры — это привязанность к мужчине, она всегда должна помнить, что мужчина-грязное, тупое животное. Что он сильнее и, если совершишь ошибку, он растопчет тебя.
Она важно повторяла чьи-то слова. Грон вскипел:
— Что за чушь? Девчонка поникла.
— Я и сама знаю, но так нас учили, не Сиэла, а жрица-наставница. Все храмовые гетеры прошли через посвящение. Обычно это бывает неожиданно. Но мне рассказал послушник-псарь. Наставница иногда развлекается с ним, он довольно мил, он сам хотел участвовать в посвящении, но наставница ему не разрешила. В посвящении участвуют только рабы, почти животные… — Грон хмыкнул, и Зеленоглазая торопливо погладила его по руке. — Ты не такой, я знаю, но я видела троих из тех, кто предназначен мне. — Она вздрогнула.
Грон осознал, что все еще держит ее на руках, и осторожно поставил на ноги. Потом попытался успокаивающе улыбнуться.