— Спасибо, — улыбнулась я. — Я и сама рада, что нашла их.
Улыбнувшись в ответ, он спросил:
— А как вы устанавливаете стоимость?
— Вы имеете в виду Сезанна или Матисса?
— Вообще.
— Это сложно, — сказала я, имея в виду запутанность процесса.
— Разве?
— Да, это так. Отнеситесь к этому как к последнему оплоту чистого капитализма.
— О Господи!
— А почему ты спрашиваешь? — вмешался Макс.
Альварес изучал нас какое-то время, прежде чем откинуться на спинку стула и с противным скрежетом отодвинуть его от стола.
— У нас есть несколько подозреваемых, и мы надеемся, что вы поможете сузить их круг.
— Кого ты имеешь в виду? — быстро спросил Макс.
— Если наркоманы крадут бриллиантовую брошь и закладывают ее, я знаю, как определить ее цену. Я могу отправить своего человека под прикрытием, и он будет знать, как себя держать во время разговора. А Сезанн и Матисс, — он поднял руки, признавая свое поражение, — нам не по зубам.
— Ты собираешься попросить Джози сделать что-то под прикрытием? — удивился Макс.
— Или научить нас, чтобы мы сами могли это сделать. Здесь возможны разные варианты.
Ни я, ни Макс не проронили ни слова.
— Итак, вы можете рассказать, как определяете цену? — спросил Альварес.
Я вспомнила про руководство для Фреда.
— Смотрите, что у меня есть… Вуаля! — Я вытащила папку из сумки, положила ее на стол и открыла. — Здесь краткое описание процедуры, которой мы придерживаемся. Хотя начинать с нее — все равно что делать через одно место.
Альварес поднял брови.
— А что, — смутилась я, — даже моя мама не брезговала этим выражением. А она была настоящей леди.
Уголки губ Альвареса дрогнули.
— Теперь многое стало понятным. А зачем вы носите с собой эту папку?
— К нам приезжает человек, чтобы помочь управиться с оценкой имущества Гранта. Я составила это руководство для него. Хотела на досуге удостовериться, что все правильно написала.
— Могу я взглянуть? — Альварес взял папку и пролистал ее.
Когда он добрался до компании «Шо», я решила дать пояснения.
— В нашей сфере очень важно обращать внимание на то, как давно совершена сделка. Чем меньше времени прошло с момента продажи, тем более надежными являются данные для сравнения. Я решила ограничиться периодом в пять лет. Видите, как здесь детализированы факторы, с помощью которых определялась подлинность часов? Шо не поленился и рассказал об их истории. Она очень полезна, так как помогает понять, почему их цена оказалась выше, чем у аналогичных часов, проданных приблизительно в то же время.
Кивнув, Альварес пробежался глазами по листу. Перевернув страницу, он спросил:
— А это еще что?
— Информация об аукционе, проведенном Барни Трюдо в 2002 году.
Дойдя до абзаца, критикующего качество экспертизы Барни, Альварес поднял глаза и поинтересовался:
— Зачем вы критикуете Трюдо?
— Потому что сделка имела место быть, — пожала я плечами. — Я злорадствовала. Трюдо продал аналогичные часы, и нам известно, за какую сумму, следовательно, эти данные нужны. Я хотела дать понять новому сотруднику, насколько важно добросовестно подходить к экспертизе.
Альварес закрыл папку.
— Итак, что бы вы предприняли, если бы хотели продать Сезанна или Матисса?
— Я же вам показала, — кивнула я в сторону папки. — Провела бы исследование.
— Ну а навскидку вы можете назвать сумму?
— Миллионы долларов США.
— А точнее?
— В 1999 году Сезанна продали более чем за шестьдесят миллионов, но это было в период интернетовского бума. Сколько сейчас за него дают, я не знаю.
Он кивнул.
— Хорошо, допустим, на аукционе Сезанна оценили в десять миллионов. Сколько бы вы запросили, если бы хотели продать картину втайне от всех? Пять миллионов?
— Ни за что.
— Миллион?
Я задумалась на минуту.
— Вообще-то я никогда с этим не сталкивалась, но, мне кажется, вам пришлось бы скинуть еще больше… Скажем, попросить за нее полмиллиона. Подумайте сами. Вы вынуждены ограничиться определенным сортом состоятельных покупателей, которые согласны не только никогда не выставлять свои картины на всеобщее обозрение, но и молчать о том, что вообще когда-то их видели. Согласитесь, таких не слишком много. Большинство коллекционеров, не в обиду им будет сказано, покупают дорогие произведения искусства, чтобы похвастаться ими перед знакомыми. Без этой возможности произведения искусства теряют для них часть своей притягательности.
— В таком случае кому мистер Грант мог предложить купить ворованные картины?