Я вздохнула и отрицательно покачала головой, продолжая смотреть на океан:
— Не могу.
— Тогда приготовься к тяжелому артобстрелу. Альварес будет рвать и метать.
— Может, мне вообще не следует об этом говорить?
Макс на мгновение задумался.
— Давай я возьму разговор на себя и вкратце поделюсь твоими соображениями. Но тебе не следует ничего скрывать, если это может оказаться важным.
— А как же твой совет не делиться лишней информацией?
— Это другое. В ходе экспертизы ты обнаружила связь, про которую Альварес вообще не смог бы никогда узнать. Мы не ведаем, какое она имеет отношение к делу, но считаем своим долгом поделиться ею с полицией.
К горлу подступил ком, а вдоль позвоночника обжигающими иголочками прокатилась ванна страха, заставив меня вздрогнуть. Надеюсь, Макс списал это на холодную погоду, а не на мою слабость.
— И что мне делать?
— Отвечать как можно короче.
Я кивнула, покорившись судьбе. Мы медленно пересекли улицу.
Альварес встретил и проводил нас в знакомую комнату для допросов. Как только мы устроились на стульях и на магнитофоне вспыхнула красная лампочка, я заговорила:
— Самая высокая цена, за которую в этом году Матисс ушел с аукциона, составила двенадцать миллионов долларов, но я бы не стала назначать такую цену нашей картине. Более реальной мне кажется сумма в пределах от одного до трех миллионов.
— Но почему? Почему мы должны отдавать Матисса за какие-то два-три миллиона, если другой ушел за двенадцать?
— Рынок произведений искусства сейчас не очень стабилен. И то, что одна картина ушла за двенадцать миллионов, по-моему, является скорее исключением, нежели правилом. Причины тут могут быть самыми разными. Например, появился излишне ретивый новичок-коллекционер с большой суммой наличных в кармане. Зато картины, проданные позже, ушли всего лишь за сумму от восьмисот тысяч долларов до одного миллиона.
Альварес задумчиво кивнул:
— Значит, в случае тайной продажи…
— В этом случае вам придется сделать скидку, и очень большую. Даже не знаю… — Я пожала плечами. — Думаю, имеет смысл затребовать двадцать пять тысяч долларов в надежде получить хотя бы половину этой суммы.
Альварес недоверчиво покачал головой и постучал ручкой по столу.
— Сумма не слишком впечатляющая.
— Да, не очень, — согласилась я.
— Выдвигая условия сделки, вы бы наложили на нее какие-нибудь ограничения? Ну, знаете, вроде оплаты только наличными.
— О да. Обязательно, — улыбнулась я. — Правда, хочу напомнить, у меня нет непосредственного опыта в таких делах. Просто я тут подумала, что могла бы договориться об электронном переводе денег на оффшорный счет, если покупателя не устраивает оплата наличными.
Альварес кивнул и сделал пометку в блокноте. Пока он писал, в разговор включился Макс:
— Поставщик Джози сообщил ей один факт, который, как нам кажется, вам не мешает узнать.
Полицейский склонил голову набок и посмотрел на меня.
Я передала ему слова Роя и добавила:
— Если Барни разорен, это что-то меняет?
Альварес помолчал и кивнул:
— Спасибо за информацию.
— А вам известно о финансовом состоянии Барни? — поинтересовалась я.
— Это тайна следствия.
— Кстати, — продолжил Макс нейтральным тоном. — Барни является родственником одной из сотрудниц Джози, молодой женщины, которую зовут Пола Тернер. Мы не знаем, имеет ли это хоть какое-то значение, но решили поделиться с вами и этой информацией. Я узнал, что семье Полы принадлежит кондитерский магазин «Тягучая ириска».
Альварес моментально насторожился и впился в меня взглядом.
— Что вы знаете о «Тягучей ириске»?
— Ничего, — ответила я.
— Тогда почему вы считаете важной связь между Барни и магазином?
— Я так не считаю, я лишь подумала, что она могла быть важной. Вот и все.
— Не пудрите мне мозги.
— Я ничего не знаю.
Но он продолжал сверлить меня глазами.
— Почему? — с еще большим нажимом спросил он.
Я с вызовом ответила на его взгляд и вцепилась пальцами в сиденье стула, боясь показать свою слабость и разрыдаться и одновременно готовясь выдержать любые муки. Мысленно я напоминала себе, что не сделала ничего плохого.
— Я сказала вам все, что могла.
Альварес раздраженно грохнул кулаком по столу.
— Джози, хватит ломать комедию, немедленно скажите, что вам известно.
Я подскочила, напуганная неожиданной вспышкой гнева, но тут же сделала глубокий вдох, усмиряя сердце, грозящее разорваться на куски.