Я двинулась по винтовой лестнице вслед за Альваресом и миновала только что установленный темно-серый металлический шкаф.
Вскоре все заняли «боевые» позиции. Я устроилась на месте Гретчен. Макс с полицейским поднялись в мой кабинет. Альварес проскользнул в чулан и неплотно прикрыл за собой дверь. Потянулось молчаливое ожидание.
Не в силах сидеть без дела из-за нарастающего напряжения, я схватила одну из книг, привезенных Роем, и начала ее изучать. Это оказался том из опубликованного в 1804 году двенадцатитомного собрания сочинений Шекспира. Золотой обрез, раскрашенные вручную иллюстрации. Некоторые страницы были покрыты едва заметными пятнами, но я не огорчилась: все-таки возраст книги перевалил за двухсотлетний рубеж. И потускневшее тиснение на кожаном переплете меня не смутило: блеск легко было восстановить с помощью пчелиного воска, который мы изготавливали по собственному рецепту. А в общем, состояние книги можно было назвать идеальным. Я включила компьютер и запустила поиск информации о похожих собраниях. Через пятнадцать минут я поняла, насколько нам повезло. Не уникальная, но ценная находка.
Я решила откладывать книги в хорошем состоянии. Если наберется достаточное количество, то в следующем году можно будет посвятить им целый аукцион. Написав вводку для каталога и оценив стоимость каждой книги в пределах от пятисот семидесяти пяти до шестисот пятидесяти долларов, я распечатала статью и положила в первый том сборника.
Послышался шелест автомобильных шин. Внутри у меня все оборвалось, я почувствовала себя на грани обморока. Чтобы успокоиться, я закрыла глаза и, глубоко вдохнув, медленно выдохнула. Хлопнула автомобильная дверца, затем раздался звук приближающихся шагов. Глаза я открыла, когда Барни уже входил в комнату.
— Джози, — с улыбкой поприветствовал он меня.
Но его взгляд был непроницаемым, а добродушие выглядело натужным.
— Спасибо, что заехал, Барни, — поднялась я ему навстречу. — И так быстро.
— Пожалуйста.
— Присаживайся. — Я указала на кресло, в котором совсем недавно сидела миссис Кэбот, и сразу перешла к делу. — Я нашла Матисса.
— Какого?
— Оказывается, мистер Грант владел тремя шедеврами — Ренуаром, Сезанном и Матиссом.
Профессиональное вежливое внимание сменилось у Барни настороженностью. Пристально глядя на меня, он спросил:
— Ты серьезно? Мистер Грант?
— Да, — пожала я плечами. — Я нашла Матисса и хочу его продать. А поскольку ты имел дело с произведениями изобразительного искусства, я подумала, что тебя это могло бы заинтересовать.
— Могу я взглянуть на картину?
— Конечно. Иди за мной.
Я провела его к металлическому шкафу, водруженному полицейскими возле винтовой лестницы, вытащила из кармана связку и выбрала нужный ключ. Распахнувшиеся наружу дверцы открыли нашему взгляду две пустые полки, на третьей лежало развернутое полотно Матисса.
Барни вытащил его и поднял на уровень глаз.
— Красивое, правда?
— Да, — согласилась я.
— Нужно будет удостовериться в его подлинности.
Я подумала о докторе Сноу, эксперте, которого Альварес пригласил из Дартмута и который уже подтвердил подлинность картины. «Интересно, Барни когда-нибудь пользовался его услугами?» — мелькнуло у меня в голове.
— Разумеется, — снова согласилась я.
— Если оно окажется подлинником, пожалуй, я мог бы им заинтересоваться.
Барни не отрываясь смотрел на полотно, но что он думал или чувствовал при этом, трудно было понять.
— И сколько ты за него просишь?
— Четверть миллиона.
— Так много? — Барни удивленно вскинул брови.
Забрав холст, я положила его в шкаф и заперла дверцы, а связку ключей сунула в карман. Потом жестом пригласила Барни пройти за мной в секретарскую комнату.
— Можешь сам проверить. Четверть миллиона — это лишь половина той суммы, которую дают за Матисса на большинстве аукционов.
— Но не на черном рынке.
— Тогда откажись, — равнодушно пожала я плечами. — Но такова моя цена.
Он помолчал, а потом сказал:
— Джози, не могу поверить, что мы ведем с тобой такие разговоры.
— Я тоже, — откликнулась я.
— А как же миссис Кэбот?
Я с безразличным видом пожала плечами, но под столом скрестила пальцы.
— На этой картине кровь, и она знает об этом, но ей все равно. А мне нет. Представим, что я современный Робин Гуд.
— Как это?
— Я не хочу, чтобы богатые становились богаче за счет воровства.
— А ты…
— Я небогата, и, полагаю, ты тоже.