— А ну-ка испей на моих глазах, Ванька — то приказ капитана Румянцева! И мне дай отведать!
— На вот, видишь — не подлито зелье, с бочонка набирал, что в кордегардии стоит! Мы приказ Петра Андреевича блюдем!
— Блюди, раз приказано — но у меня свой капитан! И будешь при мне есть, и пить все, что царевичу несешь, и я, али драгун за тобой проверять будем! Мало ли что — а если колдун через еду сильную порчу на царевича наведет?! Прошлый раз непонятно чем его опоили!
«Круто они за охрану моей персоны взялись — теперь риск отравления стал минимальным. Ванька теперь не станет отраву в питье подсыпать — сам помрет от оной добавки. И блюда с едой проверять станут — так что можно есть и не бояться, что яда в них подмешают!»
— А вот и квасок хлебный, вон как запахом шибает!
Алексей взял резной ковш, отпил пару глотков — холодный и вкусный квас, шипучий — намного лучший, чем продавали в бочках летом. Видимо, с течением времени о старинных рецептах просто забыли. Впрочем, в советское время многообразия не наблюдалось, но всяко-разно было лучше, чем то непотребство, которое сотворили за страной за три года.
Недопитый квас слуга опрокинул в несколько глотков, довольно осклабился, снова заговорил приветливо:
— Пойдем, кормилец, помогу дойти до баньки. А там всласть тебя попарю — болезнь и покинет твои телеса.
От нательной рубахи неприятно шибало застарелым потом, да так что Алексей поморщился. Ему сильно захотелось в баню — лечь на полку и дышать березовым духом. У сестренки банька на даче хоть и маленькая, но дышать там было в удовольствие, и глаз чужих нет. В общественные бани лучше было не ходить, зачем людям удовольствие портить лицезрением обгорелого, в рубцах тела.
Пошатываясь, Алексей вышел из большого дома во двор, его сильной рукой поддерживал под локоть слуга. Напротив стоял постоялый двор в два этажа, строения шли полукругом — амбары, конюшни, какие-то непонятные пристройки. А вот людей не наблюдалось, кроме десятка солдат в зеленых и синих мундирах. В руках фузеи, у каждого короткая шпага, на головах треуголки. Но все уважительно кланялись царевичу, но Алексей видел, что сопровождают его настороженными взглядами.
— Сейчас всласть попаримся, государь-царевич, — слуга его вел к большому дому, в котором сразу угадывалась баня — и труба дымила, и гора поленьев. А в открытую настежь дверь вываливались клубы горячего воздуха. В них виднелся здоровый, с обнаженным торсом мужик, поигрывающий зажатым в мощной ладони банным веником…
Глава 7
Турки встретили беглецов нарочито гостеприимно — шведскому королю отвели приличный дом в Бендерах, разместили и три сотни шведов, выделив достаточные деньги на их содержание. Даже гетмана Мазепу с его казаками приютили, хотя, по слухам, это обошлось старому пройдохе в приличный бакшиш на пару бочонков золота.
И потянулись тягостные дни — Карл не хотел возвращаться в Швецию в роли короля-изгнанника, хотя министры и младшая сестра принцесса Ульрика-Элеонора заклинали его вернуться как можно скорее. На что он тогда надеялся — только на войну между султаном и московским царем, потому что хорошо понимал, что резко усилившаяся Москва стала очень опасным противником для крымского хана, а, значит, и для Оттоманской Порты.
В это же время царь действовал крайне решительно — захватил и уничтожил Запорожскую Сечь, начисто истребив оказавшихся в гнезде казаков. Сбежавшие на юг запорожцы получили покровительство от крымского хана, который разрешил им в низовьях Днепра основать новую Сечь.
Владыка огромной Московии двинул свои полки на север, и в течение 1710 года были захвачены полностью все ливонские земли Швеции с главными городами Рига и Ревель. А затем наступила очередь Выборга и Кексгольма — русские полки вторглись в Финляндию.
Вот тут моментально воспрянули духом побежденные Карлом монархи — датский Фредерик и саксонский курфюрст Август, снова ставший польским королем. Власть шведов на Балтийском побережье ослабела, и этим моментом воспользовался курфюрст Бранденбурга Фридрих III, что выхлопотал признание себя прусским королем от императора, направив к тому на помощь в войне с французами войска и щедро субсидировав деньгами. И теперь этот властолюбец рассчитывал за счет шведской Померании компенсировать свои затраты и потери.
Число противников резко увеличилось, Швеция потеряла уже все прибалтийские земли, Ингрию, и речь шла об утрате завоеваний короля Густава-Адольфа. Надо было торопиться с возвращением, но тут пришла долгожданная новость, что вызвала приступ оптимизма — султан приказал заточить в семи-башенный замок русского посла Петра Толстого, что означало объявление Московскому царству войны.