Ни с того ни с сего приблизил к себе главу куявских христиан архидьякона Ифигениуса, мужика весьма зловредного, жадного до денег, а по слухам, и до замужних молодиц (с девками крутить не решался, ибо куявский закон в этом отношении суров: спортил девку – либо женись, либо мужеска достоинства лишайся). За дурной норов народ прозывал его втихомолку Фигой или Кукишем. Откеле тот лихоимец взялся – никто не ведает. Даже отцы со Святого острова, коих князь попросил возвести его нового любимца в епископский сан. Возвели. Им‑то что, лишь бы их вера «в языческих землях торжествовала».
Она и принялась «торжествовать». Согнали всех жителей Клева к Борисфену‑Данапру да и окрестили в речной водице. Люди повздыхали, пообсохли… И по‑прежнему стали величать старых богов.
Велимир, посчитав, что полдела сделано, малость подуспокоился. И даже жертвы Перуну принес за успешное начало многотрудного пути. Кукиш покривился, но перечить грозному князю не стал (что, мол, возьмешь с закоренелого язычника).
Но тут воротилась из дальних странствий Князева дочка Светланка. И учинила родителю такой разнос, что бедный владыка не знал, куда спрятаться от гнева чада своего. Дескать, как можно служить Богу и Мамоне?! Надобно искоренить ересь! А начать с того, что изгнать из Куявии «всякую нечисть». Это она так о представителях Малых Народцев молвила. О леших, кикиморах, водяных, банниках с овинниками, русалках, домовых… Ой, да всех и не перечислишь.
Фига, найдя такого знатного союзника, воспрянул духом. Организовал из княжих гридней специальную дружину, которая занялась розыском и выдворением «нечистиков» за пределы государства Куявского.
Вот тогда‑то и пошел дедко Вареник по наказу обчества во святые Дельфы, чтоб испросить совета у Аполлонова оракула…
– Что было дате, вы сами ведаете… – сделал паузу сатиренок и, пока сестры переглядывались между собой, запихнул за щеку пирожное.
…Воротясь домой, старый леший явился на княжое подворье и передал Велимиру послание от самого августа Птолемея, а Светлане – от императрицы Клеопатры и цезаря Кара…
– Я тоже ей писала! – возмутилась Орланда. – Просила не обижать бедных «соседей»! Разве не так, Ласка?!
…Как бы там ни было, но обращения столь высоких особ возымели действие. Гонения официально прекратились. Хотя дружина Ифигениуса распущена не была. Объявили, что отныне она служит не для нападения, но для «обороны веры истинной»…
– Хотя по мне сие что в лоб, что по лбу! – прокомментировал Бублик, защекав очередную сладость.
Надо отдать ему должное, не забывал гость потчевать и ушастика. Отчего тот смирно наблюдал, как медленно, но верно исчезают со стола лакомства, отправляясь в поистине бездонный желудок рыжего.
«И куда оно в него лезет?» – дивилась экс‑монашка, окидывая взором тощую фигурку бесенка.
Однако ж дурной пример заразителен.
Орланда положила себе на тарелку порцию окорока, запеченного в тесте, и кусочек сыра. Своего любимого, с плесенью.
…Но месяца три назад шаткое равновесие резко нарушилось.
То тут, то там стали пропадать малонародцы.
Конечно, в первую очередь заподозрили Кукиша. Видать, не унялся лиходей. Втихую да в одиночку решил с врагами своей веры разделаться.
Хотя какие ж они «враги»? Большое им дело до чужих обычаев. Тут бы со своим хозяйством управиться.
Дедко Вареник побывал в местах пропаж и понял, что напрасно хулу на Ифигениуса возводили. Тот хоть и блажной, а смертоубийством свою душу не отягощал. Ибо его Спаситель велел: «Не убий!» Выгонять «соседей» выгонял, но и только.
А здесь было понятно, что лесные да водные существа именно исчезли.
Навсегда, а не на время.
Это всегда понятно, когда кто‑то из НИХ переступает за грань бытия. Особенно тем, кто постарше да посильнее. Но и столетний несмышленыш вроде Бублика кое о чем может догадаться. Тем более когда рядом с покинутым обиталищем родича явственно отпечатывается навий след…
– Navij? – переспросила Орландина. – Что бы это значило? Я еще в первый раз хотела спросить, но как‑то позабылось.
– Ну, – наморщил лоб пацан, – это… Как бы тебе попонятней объяснить‑то?
Озадаченно поскреб лоб между рожками.
– Навьи – это что‑то вроде умертвий. Восставшие мертвецы, умеющие превращаться во что и в кого попало.
– Ага! – догадалась Орланда. – Метаморфусы! Вот это кто!
– Пожалуй, что и так, – согласился Бублик. – Но еще страшнее. Потому как нет у них живой души.
– Все равно непонятно, – стукнула кулаком по столу амазонка, едва не прихлопнув мирно прикорнувшего рядом с ней кусика.
Тот испуганно взвизгнул и сверзился на пол.
– Неважно, – сделала нетерпеливый жест хозяйка. – Продолжай.
Навий след сначала озадачил, а затем и испугал старого лешего. Ладно там единожды на оный нападешь. Всяко бывает. Вдруг кто по неосторожности выпустил или призвал чудище. Но коли таковские следы начинают встречаться часто‑густо…
Тут уже не до смеху. Как бы плакать горючими слезами не пришлось.
– Что, так опасно? – загорелись хищным огнем охотницы глаза Ласки.
Бублик горестно вздохнул, не забыв оприходовать очередной кусочек пирожного.
– А мы‑то здесь при чем? – наконец опомнилась Орланда. – Все тобой рассказанное – это, конечно, очень плохо. Но мы чем можем помочь? Мы ведь не из Малых Народцев и даже не волшебницы!
Сатиренок набычился.
– Дедко Вареник видел. Сказывал, что непременно вас известить и покликать надобно. Вы, дескать, пособить беде сможете…
– Ага! – гордо выпятила грудь Льдинка. – Видишь, сеструха, каково быть победительницами всемирно известного чародея!
– Перестань! – приструнила ее экс‑монашка. – Как будто не помнишь, чего нам это стоило?
– Так, говоришь, Вареникс видел? – обратилась она к пришлецу из далекой Куявии. – Где и что?
– А он мне не докладывался, – пожал плечами нечистик. – Сказал, что не моего ума это дело. Не дорос еще. Попросил лишь молвить, что непременно надобно с собой ваши Дивьи Ключи, ну, Амулеты Силы взять. В них вроде бы спасение.
– Ха! – хмыкнула юная наместничиха. – Он был так уверен, что мы по первому же его зову бросим все и помчимся сломя голову в дикие леса? Как бы не так! Что нам за дело до Куявии? Вот если бы это Империи касалось…
– Ланда?! – поразилась воительница. – Ты что?!
– Не боись, дева, – презрительно скривился бесенок. – И до вас дойдет черед. Сказывали, что навий след ужо и в Артании видали. А это ведь самый порог вашего царствия.
– Короче! – подвела итог Орландина. – Ты едешь или нет?
– Нет!
– Почему?
– Не могу…
– Муж не отпустит? – фыркнула амазонка и тут же осеклась. – Кстати, а где Эомай?
Теперь уже и хозяйка посмотрела на нее с нескрываемым изумлением.
– Как? Разве тебе Стир не сказал?..
– Да не видела я его еще сегодня! С утра куда‑то завеялся. Наверное, в каком‑нибудь трактире вдохновение ищет!
– Так они же ночью вместе с Эомаем уплыли…
– За каким дьяволом? Вино в ваших подвалах перевелось, что ли?!
Экс‑монашка с подозрительным прищуром оглядела притихшего Бублика, прикидывая, можно ли при нем говорить сокровенное.
«Пожалуй, можно», – решила.
– В полночь из Александрии прибыл гонец от Потифара. С августом плохо. Не жилец наш государь Птолемей. Вот и позвал верховный советник всех верных людей, чтоб к престолу были поближе. Не ровен час какая заварушка… Арторий‑то так и не присмирел… Волком жадным на трон смотрит… А наш друг Кар слишком молод… Нуждается в помощи…
Худая новость поразила Орландину. Вот уж точно: пришла беда – отворяй ворота.
– А мой Стир при чем? – спохватилась.
– Так он ведь член жреческой коллегии, верховный авгур Сераписа…
– Ну да…
Ласка никогда всерьез не воспринимала казавшееся ей слишком уж декоративным жреческое звание супруга. А вот ведь как повернулось.