Наконец, предварительный смотр закончился, и офицеры, перебросившись несколькими словами с сержантами, удалились в канцелярию в сопровождении мастер-сержанта.
Мы сняли парадную форму, сложили ее до завтрашнего дня и отправились на плац, заниматься строевой подготовкой. А конкретнее, тренировать выход из строя для принятия присяги.
С плаца хорошо был виден спортивный городок, и мое внимание привлек крутящийся на турнике и брусьях атлет. Лица с такого расстояния было не разобрать, но все же что-то в его фигуре показалось знакомым. Когда, закончив упражнения, он возвращался через плац в казарму, я узнал того здоровяка, который обратил на меня внимание вчера, когда нас распределяли по ротам. Только теперь вспомнил – он тоже русский и хотел встретиться со мной.
Вероятно, ощутив направленный на него взгляд, атлет обернулся и несколько мгновений пристально всматривался в меня. Вот в его глазах отразилось узнавание, он подмигнул мне и, сменив направление, подошел к нашим капралам.
– Новобранец Новиков, выйти из строя! – гаркнул Юрай, после того как перекинулся несколькими словами со здоровяком.
– Есть, – я отчеканил два шага.
Навстречу подошел атлет и положил на мое плечо тяжелую руку.
– Отойдем на минутку, братишка.
Мы отошли, и он протянул крепкую ладонь:
– Сергей. Бужин.
– Олег. Новиков, – ответил я на рукопожатие.
– Приветствую земляка в армии Конфедерации, – улыбнулся Сергей. – Не часто нашему брату удается стать гражданином.
– А я пока не гражданин, – выдал я машинально и тут же понял, что сморозил глупость – не гражданин не может попасть в армию. Пришлось поспешно попытаться исправить ситуацию: – То есть я только перед мобилизацией стал гражданином.
Однако, судя по удивленно поднятым бровям, Бужина крайне заинтересовала моя промашка и последующая отговорка принята не была.
– Ладно, братишка, – продолжая внимательно смотреть мне в глаза, произнес он. – Завтра после обеда у вас будет пару часов личного времени. Зайдешь ко мне в первую роту, тогда и пообщаемся плотнее. До завтра.
Здоровяк хлопнул меня по плечу и направился к казарме.
День закончился зубрежкой текста присяги.
Уже лежа в кровати, подумал о том, что за два дня не было свободной минуты, чтобы познакомиться с товарищами. А ведь служба по сути еще и не начиналась. Неужели капрал Юрай не преувеличивал и все предстоящие полгода пройдут в таком бешеном темпе? Так и контракт закончится, а я не пообщаюсь ни с кем из сослуживцев. Хотя Бужин говорил, что завтра должно быть какое-то личное время… С этими мыслями и уснул.
Глава 4
Присяга
Второй раз в жизни услышал этот пронзительный свист, но уже возненавидел его от всей души. Ненавидел и Юрая, с упоением дующего в свисток. Влившись в поток все и вся ненавидящих и проклинающих, стек на улицу и занял свое место в строю.
С удивлением обратил внимание на то, что, в отличие от других взводов, мы пробежали мимо спортгородка. По этому поводу в строю раздался негромкий ропот.
– Прекратить разговоры! Шире шаг! – заорал бегущий рядом со строем Юрай.
Подгоняемые неугомонным капралом, мы взлетели на пригорок. Теперь начался довольно продолжительный пологий спуск. Бежать стало легче, и начавшие было сдавать новобранцы вновь восстановили дыхание.
Монотонное буханье солдатских ботинок по грунтовой дороге и качающиеся спины впереди бегущих словно гипнотизировали. Все мысли в голове остановились, осталось лишь ощущение причастности к единому механизму – будто бы я некая деталька, вращающаяся за счет и вместе с остальными.
Однако на втором километре механизм начал давать сбои. Все чаще слышалось надсадное, с хрипотцой дыхание, все тяжелее поднимались ноги, все сильнее растягивалась колонна. А тут еще и показавшееся из-за сопки солнце начало немилосердно жарить изрядно вспотевшие тела.
Один только Юрай бодренько бегал вокруг взвода, то подгоняя отставших, то забегая вперед.
– На месте! – послышалась его команда.
Бух-бух-бух – мы продолжали бег на месте, поджидая, когда подтянутся отставшие. Бух-бух-бух – мы продолжали бег на месте, предвкушая, что сейчас наконец прозвучит команда остановиться и можно будет дать отдохнуть ногам. И никто не думал о том, что предстоит еще обратная дорога – пусть и пологий, но продолжительный подъем.