— Отстань от меня, еба… — Антон осекся и сжал пальцы на руле. Затем вздохнул, немного расслабился и проворчал:
— Куда тебя?
Он повернул голову, встречаясь с ней взглядом. Их дыхание смешалось, стоило Милане прижаться сильнее. Антон первым поцеловал ее, обхватив затылок рукой. В страстном порыве дернул больно пряди, заставляя Боярышникову вскрикнуть и схватиться за его футболку.
У них самые странные в мире отношения. Они не пара, не муж и жена, только любовники. Врут друг другу, живя своими жизнями. Но и расстаться никак не могли. Милана не хотела отпускать его, а Антон не готов был окончательно признать ее.
— Хотела в «Европейский», — выдохнула она, с трудом заставляя себя оторваться от него. Он смотрел на нее потемневшим взглядом, едва соображая, о чем идет речь.
— А?
— Потом к Насте…
— К черту Настю, у нее муж есть, — хрипло отозвался Канарейкин, нажал кнопку «Автопилот» на панели и перетянул Милану на себя. — Герундий, код три, два, два, семь. Торговый центр «Европейский». Самый долгий путь.
— Там пробки, — отрапортовал компьютер после десятисекундного анализа.
— Вот и отлично.
Глава 4. Вялые помидоры семейной любви
Россия, Москва
— Вот скажи мне, гиена: почему у меня, такого умного и красивого, родились эти два идиота? — поинтересовался Павел у своего друга, мрачно оглядев своих сыновей.
— Потому что не надо было бросать детей через забор, — равнодушно ответил Ярослав, разглядывая свои ногти. — А вообще осинки, апельсинки, гены, все дела...
Лиса пихнул брата в плечо и, наклонившись, проговорил:
— Слышал, бро? Ты в нашей семье самый тупенький.
Антон закатил глаза, фыркая громко:
— Почему я?!
— Папа так сказал, а он — авторитет. Всегда говорил: папка фигни не скажет.
— Он нас обоих идиотами назвал.
— ...никакого ему стакана воды в старости, Тох. Пусть из кулера наливает при помощи робота. За годы страданий и комплексы!
— А у тебя есть комплексы?
— Нет, но если дашь пять минут, я накидаю список с претензиями.
— От меня добавь: сломал молочный зуб об его запеканку.
— Он ещё спалил плиту. Слава богу, мама вернулась через два дня. Иначе мы бы умерли, как те гуппи в аквариуме.
— И света во всем подъезде не было неделю. Мама — святой человек, — кивнул Антон, наблюдая за тем, как лицо отца покрывается красными пятнами от злости.
— Я вас сейчас в окно выкину, засранцы! И не посмотрю, что здоровые стали.
Большой благотворительный вечер по сбору средств на борьбу с редкими заболеваниями проходил в Гостином дворе. Ради такого случая на несколько дней закрыли все торговые точки, занимаясь исключительно подготовкой к такому масштабному мероприятию, который должен был собрать богатейших людей страны в одном месте. Охранные боты, полицейские дроны, обновленная система пожарной безопасности — все ради того, чтобы в очередной раз собрать денег для очередного сомнительного фонда.
Услужливые роботы-помощники вместе с администраторами и волонтерами едва успевали встречать гостей, провожая их по коридорам огромного комплекса. Пока они шли, Антон лениво скользил взглядом по предметам интерьера, сохранившего свой первозданный вид лишь частично.
— Глянь, это же по твоей части, — пихнул брата в очередной раз Лиса, кивая на выставочную витрину с гипсовыми элементами декора и экстерьера Гостиного двора. Татошке не нужно было смотреть на электронное табло, высвечивающее информацию. Он и так знал, что семнадцатый-восемнадцатый век.
— А вон клад с монетками, — не успел Антон ответить Елисею на прошлое замечание, как его брат уже бежал к новой витрине. Будто никогда в музеях не бывал.
— Поразительно. В школе за учебник по истории было не посадить, а тут кувшин с монетками серебряными увидел и все. Душа в рай унеслась, — проворчала Кира, шагая под руку с мужем.
— Никогда не поздно умнеть. Слышь, Лиса, ты уже почувствовал повышение уровня своих знаний? Прокачался по русской истории от Ивана Грозного до очередных поправок в Конституцию?
Шипение Насти и Алисы заставили Марка гнусно хихикнуть, но все-таки замолчать. Пока остальные представители семьи Канарейкиных перебрасывались ядовитыми шутками с членами семьи Тасмановых, Антон дергал бабочку. Он не знал, что раздражало его больше: бесконечный шум вокруг, звуки тоскливой классической музыки или предстоящий бал. Не было ничего хуже этого мероприятия.