— Хорошо, — вытерла я мокрые от слёз глаза и улыбнулась. Сестра Гидеона подала мне руки и помогла встать.
Рассевшись по машинам, мы поехали в сторону места встречи. В «эскаладе» Эдгара на место водителя села Эшли, рядом с ней был Алек, а сзади с одного края сидел Гидеон, с другой — Эдисон, в центре сидела я. В маминой «мазде» ехали, соответственно, Лиззи за рулём, Роберт, Эдгар и Кэндис. А спереди всего шлейфа ехал Йен на байке Гидеона. Я чувствовала себя защищённой со всех сторон, хоть и безоружной. Увидев у всех вампиров руну, которую утром я увидела у себя в голове, способную защитить их хоть немного лучше, чем они могли защитить сами себя, мне стало спокойнее. Удивительно, но именно пока мы ехали, я чувствовала себя спокойнее, чем это было тогда, когда мы были в доме Фелс. Возможно, сейчас к этому был причастен Гидеон, применявший свои способности к моему настроению, но этого я сейчас не чувствовала.
Мы ехали через весь город, проезжая большие аккуратные домики в центре города и менее крупные — ближе к окраине города. Погода на улице испортилась: яркое лазурное небо сменилось на сгущавшиеся в тучи облака, солнце перестало слепить и греть и скрылось за серой пеленой туч, ветер, которого ещё утром не было, появился и проникал сквозь одежду, прикасаясь к коже лёгким холодом.
Я поняла, что мы приехали, когда увидела пустую поляну, позади которой располагался рыжий лес. В этом лесочке для моих глаз было огромным трудом различить фигуры, ожидавшие нашего появления. Я бы и не разглядела их, если бы их красные мантии не выделялись на фоне оранжево-жёлтого леса, редевшего от опадения листьев.
Первым из машины вышел Гидеон, подал мне руку и помог спуститься. Все остальные были уже наготове и ждали, когда я выберусь из машины (выглядело это наверняка неуклюже) и подойду к ним. Увидев в моих глазах страх, который в тот момент зашкаливал, Эшли подошла ко мне, крепко обняла и сказала:
— Не волнуйся, милая, мы не позволим им тебя обидеть.
Конечно, я ей улыбнулась, но её слова меня не успокоили. Коленки тряслись, мне стало не по себе. Вдруг я почувствовала тошноту, подкатившую, наверное, от страха. Именно в этот момент я решила, что сейчас мне не обойтись без Гидеона — только он мог меня успокоить насильно. Я нуждалась в спокойствии. Перед предстоящими переговорами я не хотела быть нерешительной и трусливой, поэтому я посмотрела на Гидеона, который стоял рядом и держал меня за руку, и сказала:
— Успокой меня, пожалуйста. Мне это надо сейчас.
В этот же миг я почувствовала, как дрожь ушла и по всему телу разлилось спокойствие и умиротворение. Я перестала чувствовать, как мои коленки трясутся, а ноги наконец приняли нормальное положение. От внутреннего успокоения мой мозг стал способен принимать разумные решения, и я кивнула всем присутствующим, что я готова. Казалось, во мне присутствовала вся возможная смелость, собранная за всю жизнь. Хотелось совершать крупные поступки, которые без храбрости и отваги я не сделала бы никогда.
Мы двинулись вперёд, идя навстречу опасности. Я шла уверенно, зная, что сначала ничего плохого не случиться от обычных переговоров. Кто знал, вдруг Трэфратэлли и сами не были настроены на войну и хотели мирно решить конфликт.
В какой-то момент я вспомнила, как мы с дедушкой играли в мячик в доме, что Лиззи всегда запрещала делать. В очередной раз дедушка приехал ко мне для того, чтобы посидеть, пока мама и папа работали. Нам было так весело. Хотелось бы вернуться в те времена, когда я жила беззаботно, не подозревая, что я одна из Сестёр Братства. Мы играли мячом в волейбол и, когда дедушка кинул мяч мне, я не смогла его правильно отбить, и мяч отлетел в комод, на котором стояла мамина любимая ваза. Она была настолько красивой — я понимала, почему она так нравилась Лиззи. Само основание было сделано их хрупкого фарфора, на зеркальной поверхности которого можно было увидеть себя. Сверху и снизу вазы были золотые каёмочки, придающие изделию некую изысканность. В центре вазы были рисунки Египетских Богов с использованием золотой краски. Я тогда залилась слезами, потому что знала, что Лиззи будет сильно ругаться из-за двух вещей: из-за разбитой вазы и из-за того, что мы ослушались её и играли мячом в доме, а не на улице.
Вечером, когда она вернулась с работы, дедушка ушёл в магазин. Я чувствовала себя беззащитной, потому что я была одна, рядом не было никого, кто мог бы меня поддержать. Я пыталась скрывать от мамы, что её любимой вазы больше не было. Но она заметила и, ходя по дому и громко ругаясь, позвала меня к себе. В тот момент домой пришёл дедушка с новой вазой, упакованной в красивый пакетик. Он услышал, что мама ругала меня. В тот же миг дедушка пришёл к источнику криков — в гостиную — и, пряча меня за собой, вновь взял всю вину на себя.