Мы гуляли по извилистым улицам, которые в какой-то момент привели к моему дому. Сколько бы мы не гуляли, по каким бы дорогам мы не шли, всегда, казалось, дорога ведёт к моему дому, в котором сидела моя мать. Говорить с ней я не хотела, вспоминая вчерашний день, как страшный сон. Казалось, страшнее ничего нет, чем предательство родного человека, поэтому я хотела забыть это место. Я не знала, насколько долго я буду обижаться на нее и игнорировать этот дом, но я знала точно, что сейчас я не хотела не то, чтобы разговаривать с ней, я не хотела видеть её и дом, приобретённый ею. Когда я посмотрела на Гидеона, я поняла, что он имел в виду, когда привёл меня сюда. Я отвернулась от него, посмотрела ещё раз на дом, и, осознав, что сейчас действительно не время разговоров с родной матерью, сказала парню:
— Я не готова. Она сделала более, чем достаточно.
— Может, попробуешь? Ты даже не попробовала, чтобы так говорить, — сказал он заботливым, но грубым тоном.
— Почему тебя заботят мои отношения с Лиззи? — посмотрела я на него и поняла, чего он желает. Но я не хотела мириться с ней.
— Черри, ты очень наивная! Она твоя мать! Она не хочет, чтобы ты знала такого монстра, как я. Может, она и ошибается на счёт монстра, но всё же. Она заботится о тебе, а ты так глупо отклоняешь её заботу, — его голос стал злым, та забота уже прошла. Куда она делась? Он так заботился пару секунд назад, а теперь злится на меня. — Ты упрямая, Чер.
— Спасибо, — грубо выкинула я с явной обидой в голосе. Казалось, что ещё один родной человек предал меня. Но он протянул свою руку ко мне. Когда блондин понял, что я не отвечу взаимностью, он взял мою руку с вновь появившейся заботой и любовью, которую я не хотела отклонять. Эта забота и любовь так сводят меня с ума, что сопротивляться я не могла. Казалось, он понял мою слабость. Но я действительно хотела, чтобы он так делал снова и снова.
Мы шли в уже известном мне направлении. Эта дорога вела к его дому. По сторонам милые типичные Американские домики, возле которых выстраивались в ряд аккуратно подстриженные кустарники, перед которыми росли яркие цветы. Я с раннего детства жила в таких городах, но именно этот городок по сей день приводил меня в восхищение своей уютной, хоть и мистической атмосферой. Мы шли. Дорога казалась бесконечной, ноги ужасно устали, ближайшая лавочка в этом маленьком городе была возле дома Гидеона. Хотя, как оказалось, его дом располагался не так уж и далеко.
— Почему ты сказал, что я упрямая? — нарушила я тишину своим глупым вопросом.
Он поднял голову к небу, помолчал, опустил голову и взгляд на меня, затем, наклоняясь всё ближе к моему лицу, когда я убрала своё лицо от него, сказал:
— Разве это неправда? Я тебя поцеловать хотел, а ты так упрямо отказалась.
Я улыбнулась. Да, упрямость в моей крови с рождения, и этого уже никак не изменить и не перевоспитать, всё-таки мне уже восемнадцать. Не станет же Лиззи наказывать меня ремнём, чтобы я переосмыслила свою ошибку, свой неверный поступок.
Мы подходили всё ближе и ближе к уже знакомому мне дому. Так как уже вечерело, в окнах дома горел свет во всех комнатах.
За окнами узнала фигуру молодой женщины — вероятнее всего это была Эшли, — которая суетливо накрывала на стол в соседней от кухни комнате. Рядом с ней ходила маленькая низенькая девушка, в которой я узнала Кэндис, которая также помогала накрывать на стол, носила столовые приборы, цветы и прочие украшения для стола.
— У вас гости? — спросила я, но сразу же пожалела о своих словах. Последнее время спрашивала обо всём, что меня даже не касается. Я стала совсем некультурной.
— Пожалуй, да. У нас гости. Точнее один очень важный гость, уважение которого нам необходимо, — сказал Гидеон ехидно, а затем и добавил: — Единственный гость, который сегодня ожидается, это ты. Не смей мне говорить, что ты не голодна. Ты не ела весь день.
— Я голодна, и я не скрываю этого, — не стала врать я, ведь знала, что таким лучше не злоупотреблять, так как это может плохо для меня обернуться. — И в честь чего такой ужин? Кажется, Эшли накрывает большой стол.
— Важный гость. Сама понимаешь. Для важных гостей необходим уют, все удобства и наше уважение… и любовь, — улыбнулся он.