Гидеон говорил это с такой лаской и одновременно тревогой в голосе, что по моему телу прошла дрожь. Я пыталась скрывать от него своё эмоциональное состояние, но это было последней каплей. Я смотрела на него и начинала волноваться уже не за свою жизнь, а за то, что мой парень делает ради меня, что он готов был сделать, если вдруг за мной придут. Он был готов пожертвовать собой. От этого дрожь в теле становилась ещё сильнее. Я не хотела, чтобы были потери.
— Гидеон, — начала я. Мои мысли запутались, язык хотел произнести всё, что было в голове, но я лишь сказала то, что посчитала самым нужным: — Если Трэфратэлли придут за мной, я пойду с ними, я не хочу, чтобы ты жертвовал ради меня собой.
— Если бы это были Трэфратэлли, я бы, думаешь, так волновался? Ты нужна им, не спорю, но они желают получить твой дар и тебя в целости и сохранности.
— Но кому тогда я нужна? — от слов блондина на душе накатывался страх. Я начала всё понимать. Кажется…
— Многие хотят отомстить Трэфратэлли за то, что они сделали с ними. Когда меня только обратили, Чёрные Мыши настолько были возвышены на своих тронах, что они решали, кому из вампиров дарована богатая жизнь, а кому — бедная. Многие вампиры имели своё богатство, которое они сумели раздобыть. Но три брата отбирали всё у тех, кто им просто не нравился. На самих братьев покуситься невозможно, они убьют любого, кто задумает это сделать. Но ранить их можно с помощью Сестёр. Убив или причинив сильную боль хоть одной из них, что в твоём случае, к сожалению, будет легко, Трэфратэлли будут подавлены. Я обязан защитить тебя любой ценой.
— Но… им ведь не выгодно нападать на меня.
— Да, не выгодно, потому что я разорву на клочья любого, кто притронется к тебе против твоей воли.
— Не рискуй жизнью. Если за мной придут, я лучше выполню все их требования, и они… меня… отпустят, — сказала я медленно, выделяя последние слова недолгими паузами.
— Черри, ты притворяешься или ты действительно такая наивная? — разозлился Гидеон. Было видно, что он боится, что в один ужасный день я исчезну навсегда, растворившись в темноте смерти. Но его слова имели свойства ранить меня в сердце. Конечно, я прощала ему все его грубости, но было больно слышать подобное. Особенно тогда, когда мне больше всего нужна была поддержка, а не унижения.
— Я… я… я… — начала я, но накатившиеся слёзы затуманили картину реальности в моих глазах, а мозг дал сигнал моему языку просто молчать. Отчасти это были слёзы обиды, но больше всего я начала плакать из-за страха, неисчезающего из моего разума.
— Я сказал лишнее, не плачь, я дурак, Черри, — сказал он и вытер большими пальцами рук слёзы, что катились по моим щекам, оставляя мокрые дорожки. Остальные пальцы легли на мои щеки. Его слова меня успокаивали, и, как я уже сказала ранее, мне захотелось его простить.
В самый неподходящий момент кто-то постучал в дверь. Но это явно был не Роберт. Стук был совсем другой, да и Гидеон напрягся после этих звуков. Спрашивать у него, кто мог быть за дверью, я почему-то не стала, моё предчувствие говорило, что бояться нечего, хотя напряжённое тело моего парня говорило совсем другое.
— Может, не стоит открывать? Не тебе, по крайней мере, — добавил Гидеон, когда увидел, что я направилась на лестницу, торопясь открыть дверь незваному гостю.
— Хорошо, — почему-то согласилась я со словами блондина, хотя знала, что было бы явно странно, если дом открыла бы не хозяйка, а её гость.
Гидеон спустился впереди меня, указав мне уйти на кухню, он стал более насторожённый, потянулся к ручке двери и открыл дверь. Кто там был, я не видела, потому как я уже ушла на кухню. Сначала я слышала подозрительный шёпот, но из-за слов, которые были сказаны далее, я подумала, что шептался кто-то на улице.
— Черри и Лиззи здесь живут? — сказал очень знакомый голос. Когда я услышала его, я вспомнила те спокойные дни в Джэксонвилле, когда мы ходили по ресторанам, а вечером, возвращаясь домой, я готовила потрясающий ужин, мы садились и делились воспоминаниями. Я вспомнила те замечательные три года, что отпечатались в моей голове очень хорошо.
Я узнала этот голос мгновенно. Это был мой «папа». Эдисон. Когда я услышала, кто стучался в дверь моего дома, я кинулась в объятия этому человеку. Я даже не стала смотреть, он это или нет. Я была уверенна на все сто процентов, что это был именно он — мой самый лучший друг, которого я до сих пор не могла назвать папой.