Когда они дошли до края лесочка, Василий поднял с земли три палых листа разной окраски и сказал:
– Если бы я стал вдруг волшебником и смог превратить эти листья в драгоценные пластины, я использовал бы их в качестве наград. Вот этим медным узором я наградил бы врача, который направил меня в этот город. Бронзовый лист я вручил бы твоей подруге, за то, что она свела нас с тобой. А вот этот, золотой, – Василий крутанул ярко-желтый лист за хвостик, – я приколол бы на лацкан твоего жакета.
– Мне-то за что? – грустно улыбнулась Василиса, поразившись воображению Василия.
– За то прекрасное и неповторимое время, которое я провёл с тобой. За то, что зажгла огонь любви в моём сердце.
– Спасибо, – промолвила Василиса в смущении и крепко сжала руку капитана.
Василия выписали из госпиталя утром, а вечером ему предстояло отбыть в свою часть на фронт. Напоследок им обоим повезло: выписка произошла в тот день, когда у Василисы выпал отсыпной после поездки.
Лицо капитана было озабочено, брови сдвинулись к переносице, он о чём-то напряжённо размышлял.
– О чём задумался? – тихо спросила Василиса.
– О том, Василиса прекрасная, что уже завтра каждый из нас пойдёт своей дорогой. И не ты, и не я не можем знать, куда она нас заведёт.
– Не хочу говорить о грустном.
– Я тоже не хочу, да в сердце помимо моей воли пробирается непрошенная тоска, – проговорил Василий. – Мне кажется, теперь я и воевать буду иначе.
– Иначе – это как?
– С постоянной мыслью о тебе…
– Это плохо, – сказала Василиса сурово.
– Почему?
– Потому что на фронте посторонние мысли могут сослужить злую шутку.
– Видишь ли, – Василий на секунду задумался, – когда идёт бой – посторонним мыслям нет места. Они приходят в голову лишь после боя, в минуты полной тишины. Или хотя бы временного затишья. И когда я мысленно побуду с тобой, мои действия будут более взвешенными. Не столь беспечными, как прежде.
– Не буду спорить с тобой, Вася. Тебе лучше знать. Зато я знаю другое, – Василиса повернулась к нему лицом, встала на цыпочки, заглянула в глаза. – Куда бы не повели нас стёжки-дорожки – мы теперь всегда будем вместе. Одним целым. Если не в реальности, то хотя бы в мыслях.
– Какая ты у меня… – дрогнувшим голосом произнёс Василий и привлёк её к себе, поцеловал.
Потом они ушли на берег реки, долго прогуливались вдоль берега и часто останавливались, чтобы поцеловаться.
Вечером капитан Суворов уехал на фронт, а она проплакала всю ночь…
…Василиса дошла до дверей общежития, остановилась под навесом, посмотрела в направлении мерцающего фонаря. Дождь не только не утихал, а припустил ещё сильнее.
«Надо же, как разошёлся, – с недовольством отметила она про себя. – Третий день подряд не унимается. Наверно, всю ночь будет ещё лить, не переставая. Хоть бы утром прекратился, чтобы к маме сходить посуху».
Василиса сняла плащ, стряхнула с него воду, затем снова надела и зашла в здание.
Девчата спали крепко и даже не пробудились от скрипа входной двери в комнату. Не зажигая свет, Василиса наощупь осторожно пробралась к своей кровати, разделась, улеглась в постель. Мысли вновь вернулись к Василию…
… Она познакомилась с ним два месяца назад. За две недели до этого Василиса случайно повстречала на станции Феню, с которой свела её судьба на лесоповале. Они обнялись, разговорились. Феня полгода, как перебралась в город, работала санитаркой в госпитале. Она-то и уговорила Василису выступить с концертом перед ранеными.
– Ты знаешь, Васска, как они слушают нас! – взахлёб рассказывала Феня. – Пожилые мужики даже плачут – так берут за душу наши песни! Дом вспоминают, наверно, жен да матерей своих, потому и плачут. Только вот, к сожалению, мало у нас артистов, разнообразие нужно. Мои песни поднадоели им. Пою по пятому кругу. Нужен новичок и свежие песни.
– Времени у меня совсем нет, – не соглашалась Василиса. – Постоянно в поездках. Если и выпадет несколько свободных часиков – бегу сразу к маме. Она ведь у меня в одиночестве пребывает.
Феня не сдавалась и решилась на шантаж.
– А у меня сын четырёхлетний на руках! И что? Сейчас война, подруга. Вокруг не найдётся ни одного человека, у которого не было бы проблем. Представь, каково раненым, которые остались без рук, без ног, или лишились зрения? Каково им лежать с тяжёлыми мыслями в голове? Для них твоя песня будет отдушиной, самым лучшим лекарством. Ты можешь это понять? Неужели твоё сердце и душа стали такими чёрствым, что чужое горе тебя больше не трогает?