– Зато не приходится бревна ворочать, – быстро отпарировала Василиса. – А отосплюсь я после войны, мамочка. Возьму отпуск и буду дрыхнуть целыми днями.
– Ох уж эта война окаянная, – тягостно вздохнула Евдокия. – И когда только придёт ей конец?
– Скоро, мамочка, скоро. Немец бежит без оглядки. Сводку-то слушаешь?
– Ничего я в ней не разумею, в сводке этой. Для меня понятно лишь одно слово – победа. Как только услышу его по радио – сразу возрадуюсь, буду знать, что войне пришёл конец. А где и какой город сейчас отбирают у немца – неведомо мне. Неграмотная я. Это только Ваня мог мне объяснить, если бы был рядом со мной. Он пятёрки имел по географии. Про все страны и города знал…
В это время в дверь тихонько постучали. Евдокия вздрогнула и напряглась. Она сразу догадалась, чей это стук. Стук, который она с нетерпением ждала почти два месяца. Сердце от волнения бешено застучало, а ноги словно отнялись. Она не решалась встать, боясь, что ноги подломятся и она упадёт.
– Мам, это к нам, – сказала Василиса. – Соседка, наверно. Пойди, открой.
– Это почтальон, Васса, – обречённо произнесла мать. – Весточку от Вани принёс. Сердце мне подсказывает – плохую. Сон я нехороший видела, боялась признаться тебе. От страха, вон, даже ноги затряслись, упаду, если встану.
Стук повторился.
Василиса подозрительно взглянула на мать, затем отложила нож, вытерла руки о полотенце и пошла встречать гостя.
Почтальон держал в руке не привычный солдатский треугольник, а серый прямоугольный конверт.
– Прости, дочка, за печаль, которую я вам принёс. Вот, возьми, – Мирон протянул конверт.
Василиса взяла его и быстро притворила за собой дверь, чтобы мать не услышала их разговора.
– Почему вы решили, что это похоронка? Может там письмо от командира, с фронта? – робко спросила она. Голос её дрогнул, губы мелко затряслись, из уголков глаз выкатились две непрошенные слезы.
– Ой, дочка, дай-то бог, чтобы я ошибся. Только вот не было ещё случая, чтобы письмо солдатской матери шло через местный военкомат, – с грустью ответил старик.
Письмо было последним в его сумке. Он перебросил её за спину и поплёлся к выходу. Вскоре хлопнула за ним входная дверь, а Василиса продолжала стоять с серым конвертом в руках. Она держала его тыльной стороной, и не спешила повернуть. Письмо, казалось, жгло ладони, она не решалась нести его в комнату. Сердце бешено колотилось в груди.
«Вдруг Мирон ошибся адресом?» – мелькнула на секунду спасительная мысль, и Василиса мигом повернула конверт. Глаза мгновенно выхватили на конверте отчётливый адрес: п. Стрелка, барак № 3 к. 7. Ярошенко Евдокии Андреевне.
– Что там, Васса? – донёсся из комнаты встревоженный голос матери. – Где ты потерялась?
– Сейчас, мама, иду, – ответила Василиса, чувствуя приступ внезапного озноба. Непослушными пальцами она вскрыла конверт, извлекла из него листок розоватого цвета, на котором крупным шрифтом было отпечатано слово «извещение».
Взгляд лихорадочно побежал по строчкам.
… ваш сын сержант Ярошенко Иван Маркович… уроженец… в бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 19 декабря 1943 года… похоронен в деревне Агафоновка, Кировоградской области… извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии…Приказ НКО-СССР № 138.
Внизу стояла подпись военного комиссара.
– Ванечка… братик…как же так? – прошептала Василиса. – Ты же обещал вернуться живым…
Нашарив дрожащей рукой ручку двери, она потянула её на себя, на негнущихся ногах прошла в комнату. Мать уже сползла с табурета и медленно двигалась к ней.
– Что с Ваней?! – вскрикнула она и пошатнулась. Василиса подскочила к ней, подхватила обмякшее тело, довела до кровати, помогла лечь.
– Нет больше нашего Ванечки, мама, – тихо произнесла она. – Убили его проклятые фашисты.
Уставившись безумным взглядом на Василису, Евдокия прошептала:
– Прочитай мне, что там написано…
Василиса подняла с пола выпавшее из рук письмо, исполнила просьбу матери. Потом подошла к настенному шкафчику, изготовленный Иваном незадолго до войны, достала оттуда пузырёк с валерьянкой, накапала в стопку.
– На, мамочка, выпей, – сказала она.
Евдокия выпила, закрыла глаза.
Минут пятнадцать в комнате царила тишина. Всё это время Василиса стояла у окна, уставившись тупым взглядом на улицу. Потом, очнувшись, подошла к матери, спросила:
– Ты как?
Евдокия открыла глаза, посмотрела на дочь затуманенным взглядом, ничего не ответила. Василиса взяла её за руку, сказала: