Выбрать главу

Они покончили с кроликом, допили вино, вышли на крыльцо подышать воздухом.

Было уже темно, Павел зажёг керосиновую лампу, поставил на перила. Вечер на удивление оказался тихим и тёплым. С реки тянуло весенней свежестью.

– Как я рад, что ты, наконец-то, в моём доме, – нарушив тишину, сказал Павел, взял Василису за руку, требовательно притянул к себе.

Она ничего не ответила, податливо подчинилась его желанию. После длительного поцелуя, сказала бесстрастным голосом:

– Пошли в дом, Паша. Холодно здесь, да и поздно уже. Пора нам с тобой в постель.

Павел удивился столь быстрой перемене, с волнением взял фонарь, и направился обратно в избу.

Совсем скоро он с необузданной страстью, тяжело дыша, овладел своей возлюбленной. Супружеская ночь, о которой он так долго мечтал, наконец, состоялась…

       ***

Преданной любви Павла хватило всего на полгода. Однажды он вернулся домой под утро. Василиса знала, что из поездки он должен был вернуться вечером. Бывали случаи, когда он задерживался на час-два, но она не интересовалась причиной задержки. Павел сам докладывал, почему задержался.

В тот раз, как обычно, она приготовила ужин, расставила на столе посуду, стала ждать. Прошел час, другой, третий. Павел не появлялся. Был январь, стояли лютые морозы. Она волновалась за него всю ночь, прислушиваясь к скрипам и шорохам за окном. Несколько раз, не выдержав, выходила во двор, выглядывала на улицу.

Лишь на рассвете дважды тихонько проскрипела дверь. Пытаясь не шуметь, Павел уселся на лавку и в темноте принялся стаскивать с себя валенки, но переусердствовал по пьяни. Валенок вырвался и улетел в угол, уронив на железный лист перед печью массивную кочергу. Раздался звон на весь дом.

Василиса вышла из спальни, включила свет. Павел, пошатываясь, стоял перед ней в одном валенке. Он был пьян. На щеке и шее виднелись следы губной помады, от него несло духами.

– Ну и где нас носило? – спросила Василиса, пытаясь удержать себя в руках. Её охватила нервная дрожь.

– Ты не поверишь: отмечали день рождения у друга, я перебрал и уснул. Но как только проснулся – так сразу домой рванул, к тебе, моя родная, – Павел раскинул руки, шагнул вперёд, пытаясь обнять её.

– Стой, где стоишь! – грозно проговорила Василиса. – Расскажи ещё, что твой друг намазал губы помадой и долго целовал на прощание. И ещё соври мне про то, как он из флакона облил тебя духами, которыми несёт за километр. И что у друга почему-то оказалось странное имя – Роза. Или я ошибаюсь?

Василиса назвала имя женщины наобум, не предполагая, что попала в точку. Ей просто вдруг вспомнилось лицо смазливой татарки Розы из паровозного депо, про которую на станции ходило много слухов о её разгульной жизни.

Павел оторопел от неожиданности и уставился округлившимися глазами на жену.

– Ты что, следила за мной? – спросил он, тупо предполагая, что у Василисы имеются какие-то неопровержимые доказательства его похождений. – Где ты могла застукать меня с ней?

– В постели, где же ещё? – усмехнувшись язвительно, ответила Василиса. – Стояла и смотрела, как ты кувыркаешься с этой шалавой.

– Не может бы-ыть, – пьяно протянул Павел, поводя вытянутым указательным пальцем из стороны в сторону. – Дверь в избу Розы была заперта на крючок. Врёшь ты всё.

Василиса поняла, что с этого момента её уже больше ничего не связывает с этим человеком.

– Пошёл ты к чёрту, пьянь гулящая, – выругалась она и ушла в комнату.

В этот же день она собрала вещи и перебралась обратно в общежитие. Место в комнате оказалось свободным.

Павел потом неоднократно приходил в общежитие, пытался просить прощения, но Василиса каждый раз, едва Паша раскрывал рот, тут же прогоняла его. Ей не нужно было ни покаяния, ни слов прощения. Она просто не хотела видеть этого человека. Мусихин для неё больше не существовал. Чуть позже, уже перед родами, Василиса сняла комнату у престарелой супружеской пары и переехала жить в их дом.

… В середине февраля на свет появилась дочь. Василиса назвала её Любой. С этого дня для неё началась новая жизнь, получившая иное значение. Василиса поклялась перед собой: сделает всё возможное, чтобы судьба её дочери не была обречена на мытарства.