— У вас осталось пять минут, — произнёс громкоговоритель. — Выбирайте, жить — или умереть!
Опустившиеся к земле автоматы и пищали снова поднялись, но теперь стволы были повёрнуты в сторону врага. Настоящего врага, обосновавшегося на их земле, как у себя дома. Но на гротескных лицах мутантов-посельчан больше не было ни растерянности, ни страха, ни стыда. Они сделали выбор. Теперь стыдиться нечего.
— Выходим все вместе, — превозмогая боль, сказал Мэтхен. Голос звучал тихо, больше всего на свете хотелось закрыть глаза и просто лежать, ведь покой ослаблял боль. Но он заставлял себя говорить. Остаться тут — смерть для всех. Единственный шанс на спасение — в попытке прорыва. — Оружие держать наготове, но не стрелять без команды. Идём по открытому пространству, спокойно, как будто гуляем. Они растеряются. По моей команде — стрелять залпом, потом бросаться врукопашную — и бегом к периметру. Вопросы?
— Э-э… Дык… А если они сразу начнут стрелять?
— Значит, мы все умрём, — не стал темнить Мэтхен. — Но быстро и сразу, может, кого-то успеем подстрелить в ответ. Тут нам точно не продержаться, патроны скоро кончатся. Готовы?
— Так точно, — за всех ответил Стась.
— Раненых поддерживайте. Уходим все — или никто.
Выходить из укрытий, подниматься из спасительной грязи было страшно. Да какое там — страшно! Такой жути никто прежде не испытывал, казалось, приходилось рвать привязавшие к земле и грудам какого-то хлама цепи. Но посельчане сломали страх, встали, неожиданно быстро выстроились в ровную шеренгу со стволами наперевес. Арбалетов почти не осталось — их заменили автоматы и ружья павших, на худой конец пищали. Хухрю поддерживал Стась, Мэтхен ковылял, опираясь на плечо последнего из своего отряда. Им оказался на удивление неприметный паренёк, совсем ещё молодой — Хряпик. В другой руке парень держал немало в эту ночь пострелявший автомат.
Наверное, чужаки удивились, увидев этакий парад. На сдачу в плен это не походило — но на прорыв не походило тем более. Ровной шеренгой, чеканя шаг, с разномастным оружием наперевес. Гротескные, выхватываемые из мрака прожекторами физиономии каменно спокойны — будто у солдат на параде. Всё это действительно напоминало бы парад… Если б не творящийся вокруг кошмар, пожары и покрытый трупами дворик рядом с горящей казармой.
Мэтхен шагал посередине, куда, если всё пойдёт не так, ударят первые очереди. Даже при поддержке Хряпика шагать было зверски больно. Исчерпавший зарядку скафандр пришлось стащить, теперь кровотечение останавливали только грязные повязки, призванные изображать бинты. Их сделали из обрывков исподнего, снятого с убитых. Ветер то и дело кидал в лицо едкий дым металлопластика, дымились развалины складов и арсеналов, гарь смешивалась со смрадом горелого мяса: не всем посчастливилось выпрыгнуть из пылающей казармы. Вонь кружила голову, вызывала тошноту, заставляла глаза слезиться. А пуще всего гнуло к земле острое, почти физическое ощущение нацеленных стволов. Три крупнокалиберных пулемёта, десятка четыре автоматов сбежавшихся солдат, и будто этого мало — пушка подошедшего танка. Если вся эта мощь разом выстрелит, понял Мэтхен, не уцелеет никто. Но вопреки всему надо идти вперёд.
— Сэм, они что, обкурились? — услышал Мэтхен английские слова. Не все, далеко не все успели нацепить броню. Большинство радовались уже тому, что успели надеть ботинки. Тем, кто выпрыгнул из постелей, пришлось бегать по ядовитой слизи босиком. — Это что за фигня такая?
— Погоди, подождём. Может, они так сдаются?
Расстояние сокращалось. Десять метров, пять, четыре…
Три…
Два…
— Пли! — срывая голос, заорал Мэтхен. Тишина взорвалась выстрелами, воплями, предсмертными хрипами, из двадцати с лишним стволов разом плеснуло огнём. Как кегли в боулинге, отлетели сразу трое солдат: им в животы разрядили пищали. Кто-то догадался садануть на свет прожекторов. Абсолютной тьмы не наступило, были ещё пожары, но стало заметно темнее.
Оглушительно, до глухоты и звона в ушах, рявкнула танковая пушка. Пролетев над головами, снаряд угодил в горящую казарму и разорвался, раскидывая огневеющие обломки по базе. Взвыли, проносясь над головами, осколки, двое из местных беззвучно повалились в грязь.
— Уходим, б…, уходим! — прямо в ухо Мэтхену проорал Стась. — Бегом отсюда!
Одной рукой он поддерживал Мэтхена, второй садил и садил из автомата по залёгшим солдатам, не давая им подняться и стрелять. Бежали в сторону проделанной в ограде бреши.
Потом Мэтхен и сам не мог понять, предвидел он случившееся, или всё получилось само собой? Никто, кроме танка, выстрелить не успел. Секунду спустя отряд посельчан оказался между бронетранспортёрами. Теперь они были в мёртвой зоне. Танк бы, конечно, сумел достать уцелевших — но при этом оба броневика были бы уничтожены, а половину из залёгших солдат посекло бы осколками. По той же причине не годился и крупнокалиберный пулемёт: в упор и он мог пробить тонкую броню. На одну долгую, невероятно долгую минуту оказалось, что стрелять не может никто. Пытались отстреливаться солдаты — но их пули тоже порой рикошетили не туда.