— Сэр капитан, вот он, сэр, — внезапно осипшим голосом прохрипел боцман.
— Кто он, Джэкоб? — не оборачиваясь, бросил Кэп.
— Тот мальчишка, сэр капитан, сэр, — сипит боцман.
— Какой тот… — Кэп оборачивается, не закончив вопроса. — Джентльмены, он на палубе, перестаньте изводить порох.
Офицерики медленно поворачиваются к Захару. Джим так и застыл с открытым ртом — пацан же ещё совсем.
— Ты давно здесь? — спрашивает Кэп.
— Минут пять-десять, сэр капитан, сэр, — бодро отвечает Зак.
— Ты прыгал с правого борта?
— Да, сэр капитан, сэр.
— Ха-ха-ха, джентльмены, стервец нас надул! Каков фокусник! Вестовой, рюмку хереса и бутерброд с бужениной. Теперь спой нам, удалец.
Заки выдал им весёлую и очень непристойную матросскую песню с подходящим случаю припевом «Никогда он не правил налево», недаром до приговора почти год юнгой прослужил. Публика приняла матросское творчество в исполнении Зака на ура.
— Тебе снова удалось нас повеселить, молодец. Лопай и ступай работать, — довольно командует Кэп.
Херес выпит, бутерброд пережёван, пора обратиться к тёмной стороне жизни. Когда уже уходили, подслушали обрывок интересного разговора. Захар не оценил, а я запомнил и насторожился.
— Славный мальчик. Может, уговорим Кэпа взять его с собой? На время.
— Фу, Йеллоу, дались вам эти матросские игрушки!
— Паренёк свежий, я уже предложил за него паханам пинту рому.
— Ну, если не будет много о себе воображать. Поговори с ним, Йеллоу.
— Да, Дасти.
Глава 6
Зак принимается за дело, а моя обязанность — развлекать его разговорами. Ну и воспитывать, конечно, шалопая, не без этого. — Зак, а каково, вообще, в юнгах живётся?
— Известно каково — тяжко, и смотря к кому попадёшь. Повезёт — станешь дельным моряком, а нет, так сдохнешь.
— Повесят?
— Скорее, забьют спьяну.
— Тебе, наверное, неприятно, что я лезу с глупыми вопросами?
— Да как сказать-то? Непривычно, что кто-то не знает простых вещей. А когда ты с парнями по-своему говорил, я хоть и понимал слова, но смысл сказанного до меня доходил с пятого на десятое. Понял только, что вы бунт замышляете. Даже испугался, а как сегодня с мачты к акулам прыгнули, совсем перестал бояться. Ух, ну и рожа была у боцмана! Вот кто ты после этого? Дух или демон?
— Человек, призрак человека. Я умер. В другой стране и в другом времени.
— Это как, в другом времени?
— Сам не знаю как.
— А из какой ты страны?
— Я из России… э… из Московии, по-вашему.
— Вау! Настоящий варвар! Ну, круто!
— Ага, варвар. То-то тебя твои цивилизованные…
И как иллюстрация моих слов, шлепок по заднице. Ладошкой!
— Ну что, птенчик, выпей и пойдём. Парни за твоё здоровье пол-пинты уже выхлебали. Если ты мне понравишься, ещё пол-пинты налью.
Зак, драивший клюз, стоя на коленках, обернулся на голос. Над ним возвышался грузный мужик с красной мордой в бакенбардах, весь из себя в сапогах, в мундире… и с ножом на ремне!
— Ка-а-акие парни? — испуганно залепетал мальчишка.
— Ваши парни сказали, что Длинный им тебя в кости продул, — погано ухмыляясь, заявил просвещённый мореплаватель.
— Врут, сэр капрал, не мог Длинный, я его сейчас крикну… — с чисто детской верой в справедливость горячо заговорил Захар, но… — А-А-А!
— Я тебе крикну, — зарычал капрал, схватив нас за ухо. — На ром меня выставить хотите? — И выворачивая ухо, возбуждённо хрипит — Я своё и без Длинного возьму.
— Видать, короткий у тебя… Зак, подвинься, — перехожу к прямому управлению.
Захар готов даже провалиться — включаюсь легко, сразу в боевом режиме. Чёрт здоровый, хорошо, у меня руки в говне — лапать не стал. Но возбудился сильно. Ухо — центр боли и окружности, по траектории которой выкручиваюсь в расчётную точку… Контакт, правой рукой хватаю его за пах и, вскинув глаза в глаза, говорю, — ого!
Отпустил ухо, за плечи схватил. Прижимаюсь к нему, левой рукой нежно вынимаю ножик и ласково, но сильно, бью его в почку. Довернув, вытаскиваю с оттяжечкой и втыкаю лезвие капралу под ребро, рассудив, что в его-то печень трудно не попасть. Что ему сказать напоследок? «Асталависта, бэби?» Блин, он же не понимает по-русски… да ладно, в аду переведут!
— Что-то не так, красавчик? Разве тебе не нравятся такие игры? — задушевно говорю ему, вытирая лезвие об рукав его мундира, — но ты перевозбудился, милок, остынь.