Пацан ретиво взялся за дело. Он, оказывается, может быть очень эффективным. При правильной мотивации. Управился быстро. Прокрался к люку, чтоб не приведи Бог, не попасть на глаза кому не надо. У люка дедушка матрос кивнул на крышку. Что ж, старость нужно уважать. Почти беззубый, почти седой. Матрос. А ведь лет сорок всего, может чуть больше.
— Отсалютуй господину матросу. — Прививаю парню хорошие манеры.
— Хм.
Зак, поднатужившись, откидывает тяжёлую крышку и, вытянувшись в струнку, резко кидает два пальца к виску:
— Сэр матрос, сэр. Юнга Закари Абрамс прибыл в Ваше распоряжение, сэр.
— В составе трюмной вахты приступить к укреплению борта собственной задницей, юнга, — ухмыляется старый Сэнди.
— Ай-ай, сэр, — снова два пальца к голове и на трап, то есть на ту верёвку. Трюм, гамак. Никто не лезет, Захару аж удивительно. Похоже, что парни тоже время даром не теряют, работают с молодёжью.
— Спи, Захарушка, досталось тебе сегодня, — как укачиваю его мысленно, — проснёшься, парни сухариками угостят.
Зак быстро отрубился, как это умеют только дети и электроприборы. Сон у него здоровый и глубокий, несмотря на все его невзгоды. Поэтому выспался он быстро. Такие его обстоятельства, что пришлось научиться всё делать быстро, даже спать. Проснулся и по выработанной на каторжном судне и легко, по малолетству, усвоенной привычке принюхался и прислушался, не открывая глаз. Сочтя практическую сторону жизни для посланной свыше реальности удовлетворительной, он решил разъяснить её теоретический бок.
— Неждан.
— И чего тебе не отдыхается?
— Мы в море, нас, то есть меня, приговорили…
— Меня тоже приговорили. Что у тебя?
— Тебя-то за что? Ты ж никого не убивал! И кто тебя мог приговорить?
— Я, Захарушка, не только приговорён. Мой приговор уже приведён в исполнение. Там, где и когда я был живой, — со всей серьёзностью разъясняю парню «как взрослому». — Насчёт того, что не за что, ты заблуждаешься — пока мало обо мне знаешь, но поверь, вполне было за что. Кто приговорил, не знаю, но если он способен откалывать такие номера, как с нами…
— Бог?
— Может быть. Ты не о том хотел спросить. Спрашивай, о чём хотел.
— Я тоже хочу как ты с мачты. И как капрала, и когда ссать бежали, научишь!? — прорвало мальчишку.
— Не быстро, но научу всему, что умею, — совсем не снисходительно обнадёживаю парня. — Новому будем учиться вместе.
— Тебе учиться?! — недоумевает Зак. Неправильное у него ко мне отношение, надо поправить.
— Конечно, золотце. Я никогда не упускаю возможности научиться новому, если учиться не у кого, придумываю новое сам. Вот и ты учись, только не останавливайся. Начнёшь учиться у меня, привыкнешь, и это станет для тебя и смыслом, и содержанием жизни.
— А у меня получится? — почти успокоившись, требует заверений пацан.
— Конечно. — Позволяю себе усмешку. — Ты способный.
— Откуда взял? — предсказуемо среагировал Захар.
— Во-первых, ты — умница, во-вторых, тело работает общее. Просто ты своему телу не хозяин. Пока. — Снова перехожу на деловой тон.
— Хм, ты моему телу хозяин? — мальчишка не может сдержать ехидства.
— Ага. Я просто говорю ему «фас», — «не замечаю» подначки.
— И оно само?! — пацан ожидаемо повёлся.
— Ну, почти. Словами это передать трудно, — «усталым» тоном закругляю беседу. — Это объясняют болью и страхом, а постигают с накоплением опыта, болезненного опыта. Научишься или погибнешь — всё получится, не ссы.
— Дык, наверху ж выссались! — острит мальчишка, оставляя точку в разговоре за собой.
Ага, точку, типа поговорить больше не с кем, блин!
— Ну что, Дристун, нажрался господского берла, выссался, выдрыхся? — донёсся добродушный басок Бобби Маленького.
Зак открывает глаза. Точно он, акселератина.
— Да, Маленький, даже искупался. Завидно?
— Обнаглел. Рисковый ты пацан, но старших научись уважать, хотя уже поздно, наверное. Длинный Джек велел тебя к нему привести. Сам пойдёшь?
— Сам пойду.
— Вот и хорошо, может, обойдётся. Чудит Длинный непонятно, но с ним не поспоришь. Пойдём.
Идём к трону владыки. Зак с Бобом болтают по дороге.
— Что там Длинный чудит?
— Да как всегда, в общем-то, Джонни Ножика помнишь?
— Вечная ему память?
— На этот раз не так почему-то, хотя засветил он ему знатно.
— Воскрес что ли?! — усмехнулся Захар. Других версий у него, зная Джека, и возникнуть не могло.
— Во-во! Длинный отчего-то как замер весь и надувать его стал, представляешь?! А Чарли Ёрш ему грудь мял, и считал зачем-то, вот Ножик и ожил!