Ребята не стали с нами спорить, ведь может быть, Длинный их сразу не убьёт, он же Командор, не как некоторые. Ножик мне прогнувшись вложили в небрежно протянутую ладонь, труп парнишки плюхнулся в волны, а его ватажники шустро поползли на мостик, как и было сказано, на карачках — мы с Плюшем проследили. Ванька с улыбкой водрузил новенькому на голову деревяшку и потребовал представиться. Тот дёрнулся, уронил деревяшку, проговорил, — Крис без клички.
— Ну, прям как я, — улыбаюсь парню, — ты принят. Упор лёжа, отжимания от палубы. Считай отжимания… вслух считай, недоделок!!!
Глава 13
На вахте чувствовалась натянутость отношений. Понятно, что английские моряки, простые их натуры, чувствовали себя слегка не в своей тарелке в нашем благородном обществе. Мы тоже особенно к сближению не стремились, и дело могло повернуться скверно, кабы не деды, кои англицких и всех прочих бар на колу вертели и в сортире видели. Уложили парней, разошлись на индивидуальную практику. Снова иду на нелюбимую вахту на мостике ерундой заниматься — склянки переворачивать, в колокол их отбивать, за лагом следить, считая узлы, да по компасам курс отслеживать. По сути время медитации, часть отдыха. Ну, это в идеале, если не считать придирок дедов. Командуй им, как будто кроме меня больше некому. Вот как должно идти судно по данным волнению и ветру, и что для того требуется?
Поубивать старых, да идёт оно раком! Чем такое терпеть! Сэру капитану положена трость, орудие его труда, блин, и он сука старая не лодырь какой-нибудь. Точно, грохну урода и всё, вот что мне сделают? Тот же Командор? Ну, допустим, мне-то уже ничего, а Захарушку просто убьёт, не отдав мне, потустороннему вирусу, команду на сон. И будет прав, ведь «Правда всегда одна…», для всех, блин, «так сказал фараон…», даже хуже фараона. «Товарищ Сталин, вы большой учёный», медицинское светило, мастер анатомирования… хотя лапочка просто, если по сравнению с сэром капитаном! А эти педагоги, чтоб их всех! Вот папа моего школьного дружка Сявы пеника нашего за меньшее гораздо на полугодовой больничный оформил. Сяве показалось забавным помяукать в хоре, так учитель пения его из класса выгнал, и всего лишь забыл, что дверь внутрь открывалась.
Иду в грустных размышлениях, а меня незнакомый дед окликнул по-русски. Откуда взялся? А! Это ж дед казачат, и как я забыл, что не все мои курсанты сироты?
— Да, отче. — Изображаю на лице умную такую серьёзность.
— На!
— У ё…, ну, падла! — как, наверное, тогда сказал наш пеник…
— Тьфу, сопля, а внучки про тебя такого порассказали! И такой ты и сякой. А на самом деле — говно.
— Я ж тебе говорил, Паша, — басит кто-то.
— Да помню я, Коля. Надо же было посмотреть. Вставай, падаль. Поздоровайся.
— Чтоб ты сдох, тварь! — встаю, здороваюсь, как и просили.
— На в довесок.
— С-с-сука!!! — а что ещё скажешь?
— Хм, норов у мальца есть. А ну-ка ещё…
— Уй, уроды, загрызу! — даю комментарий к их поведению.
— Кажись, подходящий, Коля.
— Да, Павлик, пойдёт.
— Сынку, ты не бесися. Мы на тебя смотрели. Внучок Петя про тебя сказал. Правильно сказал, будет с тебя толк.
— Больше бить не будете? — интересуюсь на ближайшую перспективу, мысленно переводя дух. Если б меня как пеника, убили бы нахрен. Я-то в отличие от того бедолаги полностью заслужил.
— Будем. — Горестно обнадёживает дед на будущее. — Ещё сильнее будем бить. Ну как ещё из английского говна сделать казака? Сам посуди?! Нам бы и мараться лень, но за тебя внучата просили. Петруша тебя своим спасителем почитает. Ну, и мы к тебе, как к родному.
— Благодарствую, отче, — пытаюсь балагурить.
— Во, а ты говорил, что они вежества не знают!
— Не говорил, Паша, а так тока…
— Ин вьюнош избит, а вежлив. То дорогого стоит. — Дед Паша наставительно, уже воспитывает, блин. Ещё одна старая сволочь на мою голову!
— Ну, красавчик он. Добрый будет казак, или дохлый. — Вторая старая сволочь на нашу больную башку!
— Убью, с-с-суки! — прыжком подрываюсь с палубы.