— Спросил, узнаю ли я револьвер. Я сказал, что да.
— Вы узнали его?
— Да, сэр. Это револьвер миссис Холлман.
— Которой миссис Холлман?
— Старой леди, жены сенатора.
— Револьвер принадлежал ей?
— Да, сэр. Она, бывало, выходила с ним на задний двор пострелять в черных дроздов. Я говорил ей, что лучше приобрести дробовик. Нет, сказала она, она не хочет попадать в птиц. Пусть живут.
— Наверное, это было давно.
— Да, сэр, лет десять-двенадцать назад. Когда я вернулся на ранчо и разбил для нее сад.
— Что стало с револьвером?
— Не знаю.
— Карл говорил, как он раздобыл его.
— Нет, сэр. Я не спрашивал.
Слова из тебя не вытянешь, сукин ты сын, Сэм. Ты знаешь, что это такое?
— Да, сэр.
— Почему ты мне не рассказал все это сегодня утром?
— Вы не спрашивали.
Шериф возвел глаза к стеклянной крыше, словно моля о милосердии и помощи в постигшем его несчастьи. Единственным видимым результатом явился приход круглолицего молодого человека в сверкающих очках без оправы, одетого в синий лоснящийся костюм. Мне не потребовалась интуиция, чтобы распознать в нем помощника следователя по особо важным делам. Он имел при себе черную медицинскую сумку и осторожное хорошее настроение человека, профессией которого является смерть.
Оценив с порога ситуацию, он поднял руку, приветствуя шерифа, и прямиком направился к телу. Следом поспешил еще один помощник шерифа с фотоаппаратом на треноге. К ним присоединился и сам Остервельт, отдавая нескончаемый поток распоряжений.
Морща лоб, Сэм Йоган слегка поклонился мне. Глаза у него были добрые. Он взял лейку для полива, наполнил ее водой в жестяной раковине в углу и двинулся к орхидеям. Он не обращал внимания на вспышки магния, напоминая образцового садовника с картинки, самозабвенно ухаживающего за цветами.
Глава 13
Я вышел к фасаду дома и постучал в раздвижную дверь. Мне открыла Зинни. Она успела переодеться в черное строгое платье безо всяких украшений. Стоя в дверном проеме, она выглядела, словно исполненный с натуры портрет молодой вдовы, аккуратно выписанный в двух плоскостях. Третье измерение находилось в ее глазах, в глубине которых горел зеленый огонь.
— Вы еще не ушли?
— Вроде бы.
— Заходите, если хотите.
Я прошел за ней в гостиную, отметив про себя, что ее движения стали скованными. Комната также изменилась, хотя ни один предмет не сдвинулся с места. Убийство в оранжерее уничтожило в доме нечто, не поддающееся определению. Светлая мебель выглядела дешевой и неуместной в старинной комнате, словно кто-то попытался оборудовать современное жилье в пещере предков.
— Садитесь, если хотите.
— Я уже загостился?
— Не вы один, — все, — сказала она немного туманно. — Я сама не ощущаю себя здесь дома. А если задуматься, то, наверное, никогда и не ощущала. Впрочем, об этом поздно говорить.
— Или рано. Уверен, что вы продадите ранчо.
— Джерри собирался заняться этим сам. Все бумаги практически подготовлены.
— Весьма кстати.
Стоя передо мной рядом с незажженным камином, она сверлила меня взглядом не меньше минуты. Я отвечал ей тем же и не могу сказать, что мне было неприятно. Недавние переживания или другие причины стерли некую грубость в ее красивой внешности, и она стала просто неотразимой. Я высказал про себя надежду, что превращение не связано с мыслью о свалившемся на нее состоянии.
— Я вам не понравилась, — сказала она наконец.
— Мы едва знакомы.
— Не волнуйтесь, на этом наше знакомство и закончится.
— Сейчас он лопнет, этот сверкающий мыльный пузырь.
— А вы мне тоже не понравились. Слишком напыщенный для дешевого частного детектива. Вы откуда, из Лос-Анджелеса?
— Ага. А почему вы решили, что я дешевый?
— Милдред не смогла бы нанять вас, если бы это было не так.
— В отличие от вас, а? Я мог бы поднять расценки.
— Не сомневаюсь. Я все гадала, когда же вы начнете об этом разговор. Ждать пришлось недолго.
— Начну разговор... о чем?
— О том, чего жаждет каждый. О деньгах. Вторая вещь, которую жаждут все. — Она переменила позу небрежным, вызывающим движением тела, расшифровывая, что подразумевает под первой вещью. — Почему бы нам не присесть и не обсудить это?
— С удовольствием.
Я сел на краешек белого продолговатого предмета, обитого тканью букле, а она примостилась на другом краю, закинув ногу на ногу.
— Мне следовало бы приказать Ости вышвырнуть вас отсюда ко всем чертям.
— На то есть конкретная причина или это просто дело принципа?
— Причина есть. Попытка шантажа. Разве не так?
— И в голову никогда не приходило. По крайней мере, до сих пор.
— Не разыгрывайте меня. Я знаю ваш тип людей. Возможно, вы предпочитаете иную словесную упаковку. Допустим, я плачу вам предварительный гонорар, чтобы вы защищали мои интересы или что-нибудь в этом роде. Все равно шантаж, независимо от словесной упаковки.
— Или чепуха, как бы вы это не пытались преподнести. Но продолжайте. Мне давно никто не предлагал наличных. Или это мне только привиделось?
Она скривилась, чего и следовало ожидать. — Как вы смеете острить, когда тело моего мужа еще не остыло в могиле?
— Он пока еще не в могиле. Банальный прием, Зинни. Могли бы сказать что-нибудь пооригинальнее. Ну-ка, попробуйте.
— Неужели в вас нет уважения к чувствам женщины — к чему-либо вообще?
— Покажите мне настоящие чувства. У вас они есть.
— Откуда вы знаете?
— Нужно быть слепым и глухим, чтобы не заметить. Вы их выстреливаете, словно фейерверк.
Она молчала. Ее лицо было неестественно спокойным, за исключением глубины глаз. — Вы несомненно имеете в виду ту сцену на переднем крыльце. Это ничего не значит. Ничего. — Она говорила, словно ребенок, повторяющий заученный урок. — Я была напугана и расстроена, а д-р Грантленд — старый друг семьи. Естественно, в беде я обратилась к нему. Я полагала, что и Джерри поймет это. Но он всегда был безрассудно ревнив. Не позволял даже смотреть в сторону другого мужчины.
Она взглянула на меня украдкой, проверяя, поверил ли я ей. Наши глаза встретились.
— Сейчас уже можно.
— Говорю вам, меня совершенно не интересует д-р Грантленд. И никто другой.
— Вы слишком молоды, чтобы подавать в отставку.
Ее глаза хищно сузились, словно у кошки. Как и кошка, она была умна, но слишком самонадеянна, чтобы быть по-настоящему умной. — Вы жутко циничны, не так ли? Ненавижу циников.
— Давайте перестанем хитрить, Зинни. Вы по уши влюблены в Грантленда. Он без ума от вас. Надеюсь.
— Что значит — «надеюсь»? — спросила она, рассеяв мои последние сомнения.
— Я надеюсь, что Чарли без ума от вас.
— Это так. Я хочу сказать, это было бы так, если бы я позволила. А почему вы сомневаетесь?
— Откуда вы взяли?
Она махнула рукой и состроила гримаску. Даже сейчас, гримасничая, она не могла выглядеть некрасивой.
— Переливаем из пустого в порожнее, — сказала она. — Мысли начинают путаться. Давайте говорить по существу. Эта сцена на крыльце... Я понимаю, получилось некрасиво. Вы что-нибудь расслышали?
Я придал лицу загадочное выражение. Она продолжала наступать, испытывая страх, который лишил ее осторожности.
— Что бы вы ни слышали, это не означает, будто я рада смерти Джерри. Мне жаль, что он умер. — В голосе ее прозвучало удивление. — Да, я ощущала жалость к бедняге, когда он лежал там. Не его вина, что он не сумел... что наша семейная жизнь не склеилась... Как бы то ни было, я не имею никакого отношения к его смерти. И Чарли тоже.
— А кто утверждает обратное?
— Нашлись бы, если бы узнали о той дурацкой возне на крыльце. Милдред могла бы сказать.
— Кстати, где сейчас Милдред?
— Прилегла. Я уговорила ее немного отдохнуть перед обратной дорогой в город. Она эмоционально истощена.
— Хорошо, что вы о ней позаботились.
— Не такая уж я окончательная сука. И я не виню Милдред за то, что сделал ее муж.