— Ну что вы, — сказала мисс Париш. — При нашей нехватке кадров...
— Сочувствую. Но я не могу жаловаться. Для меня вы сделали исключение. Это замечательно с вашей стороны. Я чувствую себя окруженной вниманием и заботой.
— Простите, если у вас создалось такое впечатление. Я пришла сюда предложить свою помощь.
— Вы так внимательны. Однако придется вас разочаровать. Мужа нет дома.
Мисс Париш приходилось туго. Хотя она и сама напрашивалась на это, мне стало ее жаль.
— Кстати, о выпивке, — сказал я с деланной веселостью. — Я бы тоже не отказался. А что если мы с вами, Роуз, рванем отсюда и выпьем где-нибудь?
Она перестала изучать свои коротко обкусанные ногти и благодарно посмотрела на меня. Милдред сказала:
— Пожалуйста, не убегайте. Я бы заказала бутылку из винного магазина. Может, мама тоже к нам присоединится. Устроим вечеринку.
— Перестаньте, — тихо сказал я ей.
Ослепительно улыбаясь, она ответила: — Не хочу, чтобы меня сочли негостеприимной.
Ситуация заходила в тупик, действуя мне на нервы. Неожиданно ее прервало шарканье ног на крыльце и стук в дверь. Женщины подошли следом за мной к входу. На пороге стоял Кармайкл, помощник шерифа. За его спиной от края тротуара отъезжала машина шерифа.
— В чем дело? — спросила Милдред.
— Мы только что получили сообщение по радио от патруля на шоссе. Возле кинотеатра на открытом воздухе «Ред Барн» замечен человек, похожий по описанию на вашего мужа. Шериф Остервельт решил, что вас следует предупредить. Человек, предположительно, движется в вашем направлении.
— Я рада, если это так, — сказала Милдред.
Кармайкл окинул ее недоумевающим взглядом. — В любом случае, я стану охранять здание. Внутри, если желаете.
— В этом нет необходимости. Своего мужа я не боюсь.
— И я тоже, — сказала за ее спиной мисс Париш. — Я досконально знаю этого человека. Он не опасен.
— Многие люди думают иначе, мэм.
— Я знаю, что шериф Остервельт думает иначе. Какие инструкции вы получили от него относительно применения оружия?
— Мне велено действовать по собственному усмотрению, если Холлман появится. Естественно, я не собираюсь стрелять в него без необходимости.
— Вы мудро поступите в таком случае. — Голос мисс Париш вновь приобрел авторитетный тон. — М-р Холлман — подозреваемый, а не осужденный. Надеюсь, вы не станете делать ничего, о чем бы жалели до конца дней.
— Она права, — сказал я. — Задержите его без стрельбы, если удастся. Не забывайте, он нездоров.
Кармайкл упрямо сжал рот. Подобное выражение я уже видел раньше — в оранжерее Холлманов. — Его брат Джерри еще более нездоров. Мы не допустим новых убийств.
— Именно это я и имел в виду.
Кармайкл повернулся спиной, отказываясь продолжать спор. — В общем, знайте, я слежу за домом. Даже если вы меня не увидите, я буду поблизости, можете меня окликнуть.
Вдалеке послышалась сирена, становясь все более пронзительной. Милдред захлопнула дверь, чтобы не слышать этих звуков — голоса предательской ночи. Несмотря на щедрую свежую косметику, ее лицо выглядело измученным.
— Они хотят убить его, верно?
— Ерунда, — произнесла мисс Париш самым сердечным тоном.
— Мне кажется, мы должны попытаться выйти на него раньше остальных, — сказал я.
Милдред прислонилась к двери. — Я подумала... правда, это почти нереально, но что если он пробирается к дому миссис Хатчинсон? Она живет прямо через шоссе от «Ред Барна».
— Кто такая миссис Хатчинсон? — спросила мисс Париш.
— Домоправительница моей свояченицы. Она привезла к себе дочь Зинни.
— Почему бы вам не позвонить миссис Хатчинсон?
— У нее нет телефона, иначе я давно бы связалась с ней. Я волнуюсь за Марту. Миссис Хатчинсон добра с ней, но она старая женщина.
Мисс Париш посмотрела на нее быстрым взглядом черных глаз. — Вы серьезно считаете, что ребенок в опасности?
— Не знаю.
Никто из нас не знал. В глубине души, в чем я никогда не признался бы до сих пор, я ощутил страх. Страх из-за предательской темноты, окружавшей нас снаружи и проникшей внутрь, страх из-за слепой сокрушительной силы, которая уничтожила большую часть семьи и угрожала уцелевшим.
— Нам не составит труда справиться о Марте, — сказал я, — или попросить это сделать полицию.
— Давайте пока обойдемся без них, — сказала мисс Париш. — Какой у миссис Хатчинсон адрес?
— Чеснат-стрит, дом Э 14. Маленький белый коттедж между Элмвуд и шоссе. — Милдред открыла дверь и махнула рукой вдоль улицы. — Сейчас я вам покажу.
— Нет. Вам лучше оставаться здесь, дорогая.
Лицо мисс Париш посуровело. Она тоже боялась.
Глава 26
Коттедж миссис Хатчинсон оказался последним из трех одинаковых домов, построенных на узких участках между Элмвуд и магистралью. Только одна сторона короткого квартала была застроена. Другая представляла собой незанятый участок, густо поросший молодью дуба. По пустырю проходил пересохший ручей, наполненный мглой. За непрерывной гирляндой огней магистрали я разглядел неоновые контуры кинотеатра «Ред Барн» и скопившиеся вокруг него автомобили.
В окне миссис Хатчинсон за кружевными занавесками горел неяркий свет. Когда я постучал в дверь, окно пересекла грузная тень. Миссис Хатчинсон спросила через закрытую дверь:
— Кто там?
— Арчер. Мы с вами разговаривали сегодня утром на ранчо Холлмана.
Она с осторожностью приоткрыла дверь и высунула голову. — Что вам угодно?
— Марта у вас?
— Разумеется. Я уложила ее спать в своей комнате. Похоже, ей придется ночевать у меня.
— К вам кто-нибудь приходил?
— Заглядывала мать ребенка. Много времени на нас не потратила, могу вас сказать. У миссис Холлман на уме дела поважнее, чем ее маленькая дочь-сирота. Да вы не слушайте меня, а то как заведусь — всю ночь простоите на ступеньках. — Она вопросительно посмотрела на Роуз Париш. Чтобы ее не дай Бог не сочли навязчивой, миссис Хатчинсон до последней секунды избегала глядеть на Роуз.
— Это мисс Париш из психиатрической клиники.
— Приятно с вами познакомиться. Да вы заходите, если не торопитесь. Только попрошу вести себя по возможности тихо. Марта еще не заснула. Бедный ребенок весь взвинчен.
Дверь вела прямо в переднюю комнату. Помещение оказалось маленьким и опрятным. Лоскутные коврики на полу и вязаный шерстяной платок на диване придавали ей уют. Висящие на оштукатуренных стенах девизы, выполненные вышивкой, гармонировали с характером пожилой женщины. На ручке кресла лежало незавершенное вязание с воткнутыми в него спицами. Она сняла рукоделие и убрала в ящик шкафа, словно пряча следы преступной оплошности в своем домашнем хозяйстве.
— Присаживайтесь, если найдете место. Вы сказали, что работаете в больнице? Когда-то мне предлагали там место, но я всегда предпочитала работать частным образом.
Роуз Париш села рядом со мной на диван. — Вы медсестра, миссис Хатчинсон?
— Медсестра? Я поступила на курсы, где готовили медсестер, но так и не закончила. Хатчинсон не хотел ждать. А вы, наверное, медсестра, мисс?
— Я — общественный психиатр. Поэтому, думаю, вроде медсестры. Карл Холлман был моим пациентом.
— Вы хотели расспросить меня о нем? Я угадала? Говорю вам, стыд и срам, что произошло с мальчиком. Он был просто идеальным ребенком. Но там, в том доме, он стал меняться прямо на глазах. Я видела, как в нем начинает проявляться беда его матери, но никто из них пальцем не пошевелил, пока не оказалось слишком поздно.
— Вы знали его мать? — спросил я.
— Знала ли я ее? Я ухаживала за ней более года. Исполняла все ее прихоти, днем и ночью. Так что могу сказать, что знала. Она была самая грустная женщина, какую я встречала, особенно под конец. Вбила себе в голову, что никто ее не любит и никогда не любил. Муж не любил, дети не любили, даже ее бедные умершие родители не любили. А когда Карл уехал учиться, стало еще хуже. Он всегда был для нее любимым дитя, и без него она жизни не мыслила. Когда же он уехал, она стала вести себя так, словно у нее ничего в жизни не осталось, кроме тех таблеток, которые она принимала.