Ободренная своим успехом, Марика попыталась заглянуть дальше, посмотреть, что же такое крепость. Но это место она не могла найти, и там не было никого, кого она бы знала. Не было знакомого отклика, по которому можно определиться.
Все еще любопытствуя, она прогулялась по ближайшим холмам, высматривая кочевников. Несколько раз она зацепила что-то, что могло быть чьим-то разумом, но, не зная лиц, которые можно было бы сделать видимыми, она не могла подобраться достаточно близко, чтобы перехватить мысли. На восточном направлении она один раз зацепила что-то очень сильное и в испуге поспешила прочь. У этого чего-то был очень четкий мужской оттенок. Верлен, который так переполошил Мудрых?
А потом она перепугалась до настоящего кошмара. Она послала свои мысли к пещере Махен и там нашла ту страшную тварь, которую ощутила прошлым летом, только теперь тварь не спала и была в весьма злобном настроении – и, кажется, поняла, что ее исследуют. Марика откатилась, сжалась и удрала, ощутив мысленный образ огромного голодного зверя, бросающегося из пещеры на мелкую дичь, которой не посчастливилось оказаться поблизости.
В следующие несколько минут Марика дважды почувствовала, как эта тварь ищет ее, озираясь, как большой, злобный, глупый и голодный зверь. Марика задрожала и покрепче завернулась в одеяла. Надо будет предупредить Каблина.
Наконец пришел сон.
За весь следующий день не случилось ничего. В напряженном спокойствии стая просто продолжала готовиться к беде, и час бежал за часом. Охотницы говорили мало и тихо. Мужчины просто молчали. Хорват гонял их беспощадно. Мудрые возносили призывы к Всесущему, мало помогали и много путались под ногами.
Марика отстояла очередную вахту и точила трофейный топор – работа, которую ма считала подходящей для щены ее возраста.
3
Тогда была осень. Хорошее настроение стало убывать. Охотницы ушли далеко в лес, подстерегая дичь, которая уже двинулась на юг. Мужчины с серьезной решительностью коптили и солили припасы. Щенята рыскали по лесу, собирая хворост. Мудрые читали предзнаменования в полете летунов, в окраске насекомых, в размерах запасов, накопленных маленькими древесными обитателями, в глубине норы, выкопанной гурненами для спячки.
Будь признаки неблагоприятны, Мудрые позволили бы валить живые деревья и собирать второй или даже третий урожай корней чота. Охотницы стали бы пристальнее поглядывать на колонии отеков и других пушных зверей, наблюдая, как те готовятся к зиме. Глубокой зимой их можно было бы взять ради мяса и шкур.
Зима собирала за Зотаком свои легионы, и меты Верхнего Поната задумывались о возможности внезапных губительных бурь, а времени для игр, для блуждания по лесам в поисках случайных находок становилось все меньше. В стойбище всегда была работа для каждой пары лап, которая могла хоть что-то сделать. У Дегнанов работа была даже для только начавших ходить щенят.
Бывало, Марике по пять дней подряд не удавалось вырваться на свободу. Обычно такой шанс представлялся при сборе хвороста – от этой работы щенки пытались отвертеться. К подобным вещам относились терпимо.
Этой осенью Мудрые решили, что зима будет суровой, хотя даже наполовину не угадали насколько. Дегнаны, правда, все равно запасали куда больше, чем считали необходимым. Просто разумная предосторожность.
В последний раз Марика улизнула к пещере Махен в пасмурный серый день с мокрым и холодным северным ветром. Мудрые спорили, пахнет эта погода снегом или нет и чьим болям в суставах и лапах можно больше доверять. В этот день Пошит жаловалась на тысячи своих болячек, так что вряд ли ей удалось бы подняться, и уж тем более гоняться за щенками по холмам и долинам.
Марика ушла одна. Хорват засадил Каблина скрести шкуры – занятие, которое тот ненавидел, почему Хорват его и заставил это делать. Чтобы научить: каждый должен делать работу, которую ненавидит, не хуже той, которую любит.
Для Марики это была просто пробежка по лесу и несколько часов на склоне напротив пещеры Махен в попытках своими новыми чувствами нащупать ту спрятанную в земле тень. Попытки оказались безуспешными, и она пустилась в обратный путь, останавливаясь время от времени сорвать орех, который древесные жители проглядели. Она щелкала орехи зубами и выедала сладкую мякоть. В одном месте она заметила редкий, поздно цветущий лекарственный кустарник и подобрала охапку упавших веток, чтобы не сказали, что она полдня потеряла совсем зря. К воротам она вернулась в сумерки.
Там ждал Замберлин, почти спрятавшийся в тень.
– Где тебя носит? – зашипел он. – Давай быстро к ма, пока тебя никто не видел.
– Чего стряслось? – спросила Марика. Видно было, что он дрожит, что боится, и боится не за себя, – В чем дело, Замби?
– Давай лучше к ма. Пошит клянется, что ты пыталась ее убить.
– Как?
Она сперва даже не испугалась, только удивилась.
– Говорит, ты спихнула ее со скалы Стапен.
Вот тут появился страх. Но тоже не за себя. Если кто-то толкнул Пошит, это мог быть только…
– А где ма?
– У дверей избы Герьен. Похоже, она тебя ждет. Только не говори, что я тебе сказал.
– Не бойся.
Марика вошла в стойбище, сбросила свой груз в ближайшую кучу хвороста, поглядела, где ма, и пошла прямо к ней. Теперь она боялась, но больше за Каблина, чем за себя.
– Ма?
– Ты где была, Марика?
– В лесу.
– Где в лесу?
– Возле пещеры Махен.
Скилдзян удивилась.
– Что ты там делала?
– Хожу туда иногда. Когда хочу подумать. Там больше никого нет. Я хеннал нашла.
Скилдзян впилась в нее взглядом:
– Мимо скалы Стапен проходила?
– Нет, ма. Я слыхала, что говорит Пошит. Она же сумасшедшая, ты же знаешь! Она же хочет…
– Чего она хочет, я знаю, щена. Ты что, решила, что ты охотница и доберешься до нее прежде, чем она до тебя?
– Нет, ма.
Скилдзян прищурилась. Марика решила, что ма ей поверила, но и заподозрила, что Марика знает больше, чем говорит.
– Ма?
– Да?
– Можно мне сказать? Я бы предложила, пусть Грауэл или другая такая же искусная охотница проследит мой путь по запаху.
– Нет необходимости. Я уверена, что ты к этому отношения не имеешь.
– Она сильно разбилась, ма? Или притворяется?
– Половина на половину. Нет сомнения, что она упала. Но у нее хватило здоровья добраться до дома и поднять вонь. Очень неумелое покушение – если это было покушение. Я склонна считать, что это просто ее неловкость. Хотя зачем мете ее возраста лезть на скалу Стапен, мне не понять. Ладно, теперь иди. Пару дней держись подальше от Пошит.
– Ясно, ма.
И Марика тут же пошла искать Каблина. Нашла она его там, где оставила. Она собиралась на него напуститься, но не успела оскалиться, как Каблин поднял голову и тихо спросил, чтобы никто больше не слышал:
– Как же ты так лопухнулась, Марика? Почему ты ей не разбила череп булыжником или чем еще, когда она лежала внизу?
У Марики перехватило дыхание. Каблин думал, что это она? Она растерянно промычала, что вообще не трогала Пошит, и отошла.
Только на следующий день у нее закралось подозрение. Тогда уже не могло найтись ни следов, ни улик.
А Каблин неколебимо отрицал, что имеет к этому какое-то отношение, хотя Марика могла выделить период, когда его никто не видел в стойбище. У него не было алиби. Но Марика не настаивала. Каблина, мужчину, могли бы осудить и по косвенным уликам.
Со временем даже Пошит начала подумывать: а не примерещилось ли ей? Но будь этот случай и плодом воображения, он подпитал ее ненависть, бессознательный страх, решительность. Марика стала бояться, как бы не пришлось и в самом деле что-то решать насчет шаманки.