—Да, — та развернулась., — вероятнее всего ты права.
Сначала я хотела произнести что-то, остановив ее, извиниться, но рот как будто зашили, да я и не знала, что говорить, а потом она просто ушла.
В тот момент я поняла, что поступила как самая настоящая дура, у меня был единственный человек, который по правде любил и верил в такого никудышного ребенка, как я, и все-таки надо было умудриться его оттолкнуть.
Постояв в раздумьях еще пару минут, я понадеялась, что все со временем наладится и, открыв металлическую дверь, спустилась на первый этаж и вышла из подъезда, где меня уже ждала подруга со своим парнем.
Шон — мальчик, на вид лет восемнадцати, имеющий исключительно правильные пропорции лица и тела. Прямой нос, четко очерченные скулы и губы, иссиня-черные, слегка вьющиеся волосы. Глаза золотисто-карие, но имеющие какой-то холодный и циничный взгляд. Высокий и элегантный, в его красоте было что-то дьявольское, но именно эта загадочность в нем притягивала, как магнит…
Нет, не подумайте, что он мне нравится, несмотря на свою достойную внешность, характером мальчик не вышел. Обладая непомерной гордыней, он никогда не соглашается с чьим-то мнением, никакие доказательства и аргументы не помогут, ведь он слышит только себя. Нормальный взрослый диалог он не ведет, будет постоянно затыкать вам рот и нарываться на конфликт, если с чем-то не согласен, такое чувство, что он буквально получает удовольствие от процесса скандала.
Еще он просто мастер непрошенных советов и пассивно-агрессивных наездов, он критикует всех и вся, при этом ему ничего не стоит насочинять с три короба или изложить историю с ма-а-аленькими добавлениями, но подруга никогда не замечает его выходок…
Из размышлений меня вывел, как ни странно, именно его голос:
—Люська, такое чувство, что у тебя там десять любовников, иначе я не знаю, как объяснить то, что ты так долго собираешься.
Я глянула на него, как на идиота, и съязвила:
—А у меня такое чувство, что тебе в детстве не раз роняли, иначе мне непонятно, как объяснить полнейшее отсутствие мозгов в твоей голове,— его лицо пронзило негодование, было видно, что еще чуть-чуть, и мне придется убегать, но я не останавливалась, — и вообще, когда последний раз ты проходил медосмотр? Я тебе столько раз говорила не называть меня Люсей, глицинчика попей что ли, говорят, он память улучшает…
—Люди, ну хватит, —вступилась Анита,— иначе кто-то из вас живым до школы не дойдет, и мне придется объяснять милиции, что вы просто придурки, а никакие не убийцы.
Мы с ним переглянулись и оставшуюся дорогу до школы прошли молча.
Учились мы в самой обычной школе на конце улицы. Это было трехэтажное светло-серое здание прямоугольной формы. К главному входу ведет высокое крыльцо с колоннами и множеством ступенек, с которого каждый год нас поздравляет директор с первым и последним звонком. По этому поводу крыльцо всегда украшают воздушными шарами и вдевают цветы в кованые перила, пытаясь придать этому месту праздничный вид.
Задумавшись о невыполненном домашнем задании к уроку мисс Аллас, а точнее о том, что за это получу, я не заметила, как уже стояла в холле. В нос ударил до отвращения приторный запах ванили, смешанный, как мне казалось, с ароматом запеченных яблок, только вынесенных с духовки.
Такие яблоки мне часто покупал дедушка, когда мы гуляли по парку вдоль городской реки, меня очень завораживало зрелище карамели, в которую окунали фрукт, обсыпая кокосовой стружкой или кусочками галетных печенек. Самое смешное, что я могла не трогать яблоко, но обязательно съедала карамель с наполнителями. Тоже у меня было и с куличами до определенного возраста, я совершенно не трогала запеченную булку с изюмом, но всегда отдирала верхушку с красивыми стразами.
Эти воспоминания вводили меня в детство, оставляя во рту приятное послевкусие, но при этом в душе что-то отчаянно скрипело, оповещая меня, что если сейчас не остановиться, то я разревусь у всех на глазах.
Поэтому, недолго думая, я вернулась к придумыванию оправдания, в которое поверит преподавательница литературы. Мисс Аллас была очень строгой учительницей, хотя нет, не так, она была безумно требовательная, поэтому на дух не переносила прогульщиков и за малейшее списывание могла отправить к директору, не выслушивая никаких оправданий. К школе она относилась очень серьезно, что было заметно из ее внешнего вида. Всегда одетая в темно-синюю юбку карандаш и белую, как тетрадный лист, рубашку, она тщательно убирала волосы в гладкую прическу с тяжелым узлом на затылке. Иногда даже казалось, что она для придания такого эффекта использовала за один раз целый баллончик лака для волос.