Прошло еще несколько секунд, перед тем, как впереди что-то загорелось и стали слышаться детские голоса.
Тогда у меня возникли две мысли: либо сейчас придется идти на свет в рай, как это описывалось в библейских книжках, либо я до сих пор нахожусь в бреду.
Ни о чем не думая и совершенно не опасаясь, я воскликнула: «Я должна подойти, да?».
Конечно же, мне никто не ответил, голоса не замолкали, и, осознав, что терять уже нечего, я двинулась в сторону отдаленного звука. Чем дольше я шла, тем дальше отдалялся девичий голос, но, не унывая раньше времени, продолжала.
Казалось, прошел уже не один час, и у меня стали проскальзывать мысли, что надо мной просто издеваются. Еще через некоторое время, плюнув на это бессмысленное занятие, я остановилась и, уперев руки в бока, крикнула: «Это уже не смешно!». Стоило мне закончить фразу, как земля начала проваливаться подо мной, и я полетела на бешеной скорости вниз, визжа от страха.
Под конец продолжительного полета, я даже смогла расслабиться и заткнуться, начиная думать, что если мне суждено умереть, то я уже вряд ли что-то изменю.
Упала я в совершенно незнакомом мне месте, на мое удивление, не почувствовав боль от удара и не услышав даже малейшего грохота. Моментально поднявшись, я поняла, что это была детская.
От большого окна, с нежно-розовыми ажурными шторами, свет падал на канцелярский шкаф, полки которого были уставлены аккуратно сложенными иллюстрированными книгами. Стены, в маленькой комнатушке, были изрисованы масляными красками. Чего там только не было: и многочисленные узоры, и пейзажи, даже герои некоторых известных произведений красовались на бревенчатых стенах. Было видно, что те, кто это рисовал, немало постарались. В центре комнаты, располагаясь на ворсистом ковре, находились две парные деревянные люльки, детей внутри которых я не обнаружила.
Подойдя к массивному комоду, мой взгляд упал на фотографию, стоящую в стеклянной раме, и, взяв ее в руки, чтобы рассмотреть поближе, я ужаснулась. Эта фотография была сделана на выписке из роддома. Стоя на ступеньках, маму,
одетую в сарафан из белого хлопка, за плечи приобнимал отец, на лице которого застыла довольная улыбка. Двое детей, лица которых были скрыты за шерстяными конвертами, мирно покоились на руках у молодых родителей. Внизу витиеватым почерком было подписано: «Люсинда и Камилла 17.08.1999»
Тогда я осознала, что нахожусь в собственном подсознании, и, выходит, это был не рай и, даже, не ад, а мое детское воспоминание. Как только эта мысль проскользнула в моей голове, дверь со скрипом открылась, и из нее показалась моя мама, держащая на руках меня и еще одного ребенка (мою сестру?). Та даже не глянула на меня, из чего можно было сделать вывод, что меня никто не видит.
Каждое ее действие было беспокойным, а в глазах стояли слезы, удержать которые, с каждой секундой, было все труднее. Уложив детей в люльку, мать наклонилась к маленькой копии меня и прошептала: «Я знаю, ты вспомнишь! Когда тебе понадобится помощь, просто позови меня»
И словно в ответ на мои мысли, та добавила: «Когда придет время, ты поймешь»
Она последний раз поцеловала детей в миниатюрный лобик и, уже совершенно не сдерживая горькие слезы, вышла из комнаты.
Резко все пропало, и я вновь очутилась в пустоте.
В этот раз я очнулась, когда солнечные лучи коснулись моего лица и, задержавшись на глазах несколько секунд, продвинулись к затасканному покрывалу. Немного поежившись, я пытаюсь открыть веки, которые, кажется, стали в несколько раз тяжелее с тех пор, как я их последний раз открывала. Все мышцы ломило, а во рту я ощущала жгучую горечь. Пытаясь собрать воспоминания воедино, я хватаюсь за каждое, как за спасительную соломинку. Через некоторое время я замечаю трубку капельницы, воткнутую мне в вену, а на ногах начинаю ощущать фиксирующий гипс, который до боли стягивал кожу.
Гробовую тишину развеял мужской голос, доносящейся в стенах комнаты: «Позовите врача, девушка очнулась».
И теперь я уже не сомневалась, что нахожусь в больнице.
Глава 4
Глава 4
Я не пыталась привстать, ведь каждая клеточка моего тела буквально изнывала от боли, и с каждой секундой все это усугублялось, заставляя сжимать зубы, чтобы не закричать сиюминутно. Голова раскалывалась, и у меня было такое чувство, как будто меня кто-то хорошенько ударил чем-то тяжелым вчера, или я отмечала какое-то событие неделю, заливая в себя литры спиртного