Господи, кого обманываю? Но верить-то во что-то надо…
Пахло смолой, будто где-то в вазе стояли сосновые ветки. Ещё чувствовались корица и яблоки, как от свежеиспечённого пирога, и совсем слабая нотка имбиря. Возможно, мальчик недавно пил чай и заедал печеньем. Странно, я стала призраком, но уловила запахи. Значит, я – что-то иное. Кто-то иной.
Присела на диван. Глаза привыкли к сумраку, очертания комнаты проступили чётче. Юный хозяин сознательно предпочёл темноту: в углах возвышались массивные канделябры, без пятен растопленного воска и пепла сожжённых фитилей. Стопин, огниво, свечи – зажигай да любуйся пламенем. Над кроватью трепетал балдахин; подрагивали паруса и вёсла кораблей на верхней полке книжного шкафа, размером со всю стену. Флотилия впечатляла: я насчитала четыре десятка судов из разных эпох. Около штурвалов стояли капитаны, по мачтам лазили матросы, а лоцман держал крохотный компас и карту. У каждой фигурки были костюм и оснащение исходя из своего времени. Дорогая коллекция, наверное. Очень дорогая.
Письменный стол ломился от кусков фанеры, вощёных нитей, обрезков тканей, клея и инструментов для работы с деревом: разномастных ножей и молотков, толстых игл, рубанков, стамесок. На подставке лежали книга, листы картона и калька с «выкройками» очередного судна. Я вновь посмотрела на сутулого паренька и в изумлении покачала головой. Он сам смастерил модели! Сам! Поистине, ювелирная работа! Чего стоили миниатюрные куколки! Это не детский конструктор по инструкции собрать, тут трудолюбие, смекалка и талант нужны.
Хлоп!
Мальчик закрыл том и бросил на атласные подушки. Присмотревшись, я прочитала: «Военно-морская наука».
– Не хочу! – он обхватил колени и устремил взгляд на одинокий огонёк, – не хочу! Пусть сами едут!
Встав, я дотронулась до растрёпанных волос хозяина комнаты. Нахлынуло ощущение: я понимала, что он чувствовал. После школы родители не разрешили поехать в другой город и подать документы в институт архитектуры и дизайна, а заставили пойти по стопам старшей сестры. Анна работала финансистом в крупном банке и убедила семью, что «младшей будет хорошо на пригретом месте, и не стоит даже думать про камешки и травки. Да и чертит Надя криво, вылетит после первого семестра». Её мнение перевесило моё. Отношения между нами разладились. Чего уж там, «родительская гордость» по сей день ждёт благодарности за несостоявшуюся «помощь». Не успела я получить специальность, как организация благополучно разорилась. Сестра перешла на управленческую должность в «Теплоэнерго», я же со второй попытки устроилась в МФЦ. И сразу покинула семейную квартиру.
Но то я, муравей из муравейника, песчинка с пляжа, капля в море. К чему принуждали этого мальчика? Судя по обстановке, он принадлежал к почтенной семье. Для женитьбы и вопросов наследства слишком юн, разве что дело в учёбе…
В дверь постучали.
– Господин Ллойд, к вам можно? – послышался мужской голос.
– Заходи.
Скрипнула створка, в комнату ступил, по всей видимости, гувернёр. Поджарый, в тёмном сюртуке и белых перчатках, он напоминал строгого надсмотрщика, призванного следить и докладывать старшим о поведении наследника.
– Вы снова в темноте, – недовольно произнёс взрослый, – испортите зрение.
– Неважно.
– Очень даже важно, господин, – повеявший от слов холод был сильнее, чем в зимнем сквозняке.
Щелчок огнивом, по стопину пробежало пламя. Ярко вспыхнули свечи, и я прищурилась. Когда глаза привыкли, я рассмотрела героев сна и обстановку. Ллойд казался не старше одиннадцати-двенадцати лет; бледный и худой, словно едва оправившийся от болезни. Тёмно-каштановые волосы напоминали птичье гнездо, рубаха с объёмными рюшами и потёртые штаны придавали пиратский вид. Я легко бы представила мальчика на корабле, внимательно наблюдающего, как матросы готовят судно к отплытию, и внимающего наставлениям капитана.
Мысль о свободе и бунтарстве, что ли, прослеживалась всюду. Тюлевые лепестки балдахина волновались подобно парусам, рулоны тканей и крупные инструменты лежали на диване. Пренебрежения общественными нормами добавляли рассыпанные по ковру (далеко от канделябров) стружка и кора – источники соснового аромата. На прикроватном столике стояли вазочка с печеньем, фарфоровый чайник, чашка недопитого чаю и маленький портрет девушки, заключённый в серебряную оправу. Жемчужный венец украшал гладкий пучок тёмно-каштановых локонов, отпущенные у висков пряди-спиральки касались точёных скул. В глазах цвета морской волны застыла печаль, словно юная особа попала в беду или узнала о грядущих проблемах. Очевидное сходство с Ллойдом навело на мысль, что это старшая сестра или мать в годы отрочества.