Для гирейских татар это было одновременно и концом старой жизни, и началом новой.
Глава 9
Борте Хатун не оплакивала своего старшего сына. Ее слезы по Тимур-хану уже давно были выплаканы. Вид его головы, насаженной на пику, принес ей облегчение. Больше угрозы исходить от него не могло.
Сейчас ее в основном тревожила Валентина, она была потрясена жестокостями, которые достались на долю молодой женщины, побывавшей во власти Тимур-хана в течение всего нескольких часов.
При первом взгляде на лицо англичанки Борте Хатун поняла, что та находится в шоке.
- Отнеси ее в мою юрту, - приказала она лорду Бурку. - Мои женщины и я позаботимся о ней.
Патрик осторожно внес Валентину внутрь и бережно положил ее на груду подушек. Она отвернулась от него.
Борте Хатун твердо, но одновременно любезно выпроводила его из юрты, опустив тяжелую парчовую занавеску, которая отделяла женскую половину юрты от мужской. Сняв толстый плащ, она ахнула, увидев тело Валентины. Только сегодня утром она осматривала это изумительное чистое тело, пытаясь найти родимое пятно, а сейчас тонкая кожа была исполосована следами от ударов кнута, обожжена лучами солнца и покрыта ссадинами и следами укусов.
- Дитя мое, вы должны сказать мне, - тихо сказала она. - Вас изнасиловали? Не нужно ложной скромности, потому что если это произошло, я могу предотвратить дальнейшие осложнения, которые могут сломать вашу жизнь. Вы понимаете?
Валентина кивнула.
- Нет, - прошептала она. - Они не изнасиловали меня. Тимур-хан собирался сделать это сегодня ночью, однако то, что они сделали со мной, было просто ужасно. Память об этом останется со мной на всю оставшуюся жизнь! - Потом, запинаясь, она рассказала Борте Хатун о пережитом кошмаре.
Когда она кончила. Борте Хатун сказала:
- Татары могут быть жестокими, дитя мое. Я знаю об этом. Когда много лет назад мою сестру и меня взяли в плен, нас заставили смотреть, как нашу мать насилуют люди моего мужа. Мы были вынуждены смотреть на это, чтобы, как нам сказали, мы поняли свою собственную участь. Когда они отпустили маму, она едва дышала из-за жестокого обращения с ней, поэтому они перерезали ей горло. Наш отец, сошедший с ума от этого зрелища, был обезглавлен на наших глазах. Этой же ночью мои сестры и я были изнасилованы мужчинами, которые должны были стать нашими мужьями. Нас насиловали вместе на глазах других мужчин, чтобы мы не подумали, что одну из нас выбрали, чтобы показать, что она нравится больше или что ее хотят оскорбить.
- К.., как вы смогли полюбить человека, который сотворил с вами такое, мадам? - всхлипнула Валентина.
- Мне было пятнадцать лет, дитя. Моим сестрам было тринадцать и двенадцать. Когда ты молода, ты хочешь жить. Действительно, ты веришь, что будешь жить вечно! Сначала я ненавидела своего мужа. Мои воспоминания о случившемся с моей семьей, со мной, воспоминания о моем доме во Франции были всегда со мной. Когда я забеременела, я отказывалась верить, что у меня будет ребенок, до тех пор пока однажды не почувствовала, как во мне бьется другая жизнь. Ребенок был невиновен в грехе отца, и поэтому с того времени я стала меньше ненавидеть своего мужа. Хотя я часто задавала себе вопрос, не из-за моей ли ненависти к мужу стал таким отвратительным мой старший сын? Когда ненависть перестала быть смыслом моего существования, я вдруг посмотрела вокруг себя. Я быстро поняла, что образ жизни татар и в самом деле отличается от французского образа жизни. Они дурно обошлись с моими родителями и убили их, потому что таков был их образ жизни.
За все годы, что я была татарской женщиной, я никогда не принимала такую жестокость, но по крайней мере поняла ее. И поверьте мне, дитя мое, татары стали мягче с годами. Все, за исключением моего старшего сына, который так оскорбил вас. За это я прошу прощения, но вы выживете. Сейчас дайте мне обработать ваши раны, чтобы в них не попала грязь.
- Значит, вы полюбили своего мужа, - сказала Валентина.
Это был не вопрос, а утверждение.
- Да. Жестокость - это одна сторона жизни. Татары могут быть и добрыми. Именно наши дети соединили моего мужа и меня. Он обожал своих детей и не брал в жены другую женщину, до тех пор пока не родились Явид и его брат. Сначала мы стали друзьями. Позже я полюбила его. Это была не цивилизованная Франция. Здесь нужно уметь выживать, и, поверьте мне, дитя мое, выживают только сильные. Многое из того, что я сначала принимала за жестокость, являлось, как я вскоре поняла, только средством выживания. Да, я полюбила своего мужа, и он полюбил меня, даже назвав меня именем любимой жены своего знаменитого предка Темучина, которого на Западе знают, как Чингисхана.