Над яхт-клубом началось буйство ярких разноцветных вспышек и оглушительный грохот, которому вторил нестройный хор протяжных лодочных сирен. Мелькающие калейдоскопом цветовые вспышки прорывались через окно в комнату, мигая, словно огни гигантского киноэкрана.
Подруги ее, похоже, тоже не были склонны отдаваться иллюзиям этой сказочной ночи. Особенно Грейс радовалась за Черри, которая променяла призрачные мечтания (ведь каждый мечтает встретить в эту ночь свою вторую половинку) на куда как более ощутимое удовлетворение, какое получаешь, ухаживая за больными людьми, какое получала Грейс, работая в ночную смену на День благодарения и на Рождество, — истинное удовлетворение, приходящее к тебе как награда за то, что ты доставил утешение тем, кому повезло в жизни меньше тебя. Сейчас Черри, наверное, вовсю распевает «За дружбу старую, до дна!» вместе с больными, которых удалось выкатить в холл, где они веселятся, поют, дуют в дешевенькие покупные дуделки и разбрасывают конфетти под звуки салюта по телевизору. Больные если не поправятся, то по крайней мере получат добрую порцию живительных эмоций от свойственного всем южанам лучистого обаяния Черри.
Джоанне тоже хватало здравого смысла не погрязать в бесплотных мечтаниях. Ибо Капитан — правильный и здоровый выбор. Капитан — нечто ощутимое и реальное, солидное и внушительное, как большое дерево. Правда, Грейс пока еще не знала, что Джоанна, вопреки своим самым трепетным ожиданиям, так и не дождалась ровно в полночь поцелуя от Капитана, который не хотел или не мог — а может, то и другое — выставлять свои чувства на всеобщее обозрение, особенно с таким грузом на борту, как Конни Уилберсон, которая принялась снова пичкать его лекциями на тему спаривания кожистых морских черепах и почему-то посреди них вдруг заявила, что, будь она годков на тридцать помоложе, она бы помогла ему разобраться с его доходами. Только когда Эд Рыбак освободил Капитана от этого груза и увел Конни танцевать под песню Билли Холлидэя «Ах, эти глупости!», Капитан выбрался из-за стойки и подошел к Джоанне, которая уже целый час украдкой поглядывала на него, потягивая пиво.
— Я закрываюсь в два, но вы можете остаться, — сказал он ей. — У меня припасена бутылочка вина — калифорнийское «Коста Брауни Пино Нуар» 2006 года. Марочное. Мне бы очень хотелось его открыть.
Джоанна ответила, что поучаствует с радостью, и к тому времени, когда Грейс после своих грустных размышлений погрузилась, как ни странно, в крепкий младенческий сон, Джоанна с Капитаном, оставшись в баре одни, топтались обнявшись перед музыкальным автоматом, словно единственная парочка, выдержавшая танцевальный марафон. И хотя до поцелуя пока не дошло, Джоанна, ввалившаяся домой в пять часов утра после того, как Капитан проводил ее, чувствовала, что впереди ее ждет многое. Капитан, который, судя по всему, не любил спешки ни в каких делах, предложил сводить ее завтра на маяк.
Вскоре после того как Джоанна удалилась в свою комнату и забылась там пьяненьким сном, Грейс проснулась от какого-то шума. Полоска неба за окном осветилась первыми проблесками рассвета. Грейс прислушалась, но единственным звуком, который она уловила, было посапывание Джо с присвистом. Но вскоре послышался новый шум, на этот раз он доносился из яхт-клуба, где какой-то еще не угомонившийся пьяница наяривал на гармошке, причем плохо.
Грейс села на постели и посмотрела в окно, выходившее на залив. Там внизу, среди прибрежных тростников, маячила фигура в гребной лодке — руки прижаты ко рту, дующему в губную гармошку. Грейс проморгалась, чтобы разглядеть фигуру получше, и увидела на голове у доморощенного трубадура, одетого в черное пальто и шарф, ковбойскую шляпу. Чтобы удержаться от возгласа, Грейс прикрыла рот ладошкой. Потеряв дар речи, она схватила плед, накинула его себе на плечи и выбежала из комнаты на веранду, чтобы разглядеть ночного гостя получше.
— Грейс! — окликнула ее темная фигура, благоговейно сняв перед нею шляпу.
— Мэтт?! — изумленно воскликнула Грейс, чуть ли не задыхаясь. Как он попал сюда? Как он вообще узнал, где она живет?
— Привет, — сказал он. — Завтрак готовишь?
— Что ты здесь делаешь?..
— Не знаю, — сказал Мэтт. — Просто пришел поздравить тебя с Новым годом.
Грейс была готова расхохотаться; она до сих пор не верила собственным глазам.
— А как же твоя… невеста? И где ты взял эту лодку?
— А я звонил в местный яхт-клуб на прошлой неделе. Я сказал им, что хочу сделать сюрприз любимой женщине, поэтому мне нужна весельная лодка.
— Любимой женщине?! — Грейс чувствовала себя как в тумане — так, наверное, чувствовал себя Мэтт, когда очнулся в больнице и увидел ее.
— Я давно уже вынашивал эту идею, — сказал Мэтт. — Наверное, она пришла ко мне во сне. По правде сказать, с тех пор как ты уехала из Эхо-Фоллс, я чувствовал себя хреново. Как собака себя чувствовал. Собака, покусанная клещами.
— Как кто?..
Мэтт начал грести, пока лодка не ударилась в слякотный берег всего в нескольких футах от деревянных столбов, подпиравших веранду. Тогда он вылез из лодки, наступив сапогами в чавкающую грязь, надел перчатки и смерил взглядом столб.
— Ты что делаешь? — спросила Грейс.
— Тысячу лет не лазил по деревьям, — сказал он, потом ухватился руками за столб, нашел ногами какое-то углубление и начал взбираться вверх с проворством десятилетнего мальчишки. Добравшись до верхушки столба, он ухватился за край веранды, подтянулся и, как обезьянка, вцепился в вертикальные столбики перил. Одним махом он перекинул свое тело через перила и уже через какое-то мгновение стоял перед Грейс. Лицо его сияло в предрассветной мгле радостной улыбкой.
— Ну, здравствуй, Грейс!
— Ну, здравствуй, Мэтт! — сказала Грейс.
Мэтт швырнул в сторону свою шляпу с видом уставшего за день ковбоя и взял Грейс за плечи.
— Надеюсь, я не слишком опоздал? — сказал он. — Мне, конечно, не следовало уезжать отсюда.
— Конечно, не следовало, — сказала Грейс. — Но тогда как бы ты узнал?..
Задумавшись над этими словами, Мэтт сказал:
— Но ведь тебе, как я понимаю, тоже надо было кое-что обдумать?
Грейс кивнула.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Чувствую себя хорошо. Головные боли иногда случаются, и слова до сих пор забываю. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Но у меня бывало и похуже.
— И у меня, — сказала Грейс.
Они смотрели друг на друга, вглядываясь в бездонные омуты только что открытых глубин. Мэтт склонился к ней. Грейс застыла, не дыша, только глаза закрыла. Губы его оказались такими мягкими и нежными — словно к ней прикоснулся лепесток. Его легкое свежее дыхание утягивало, словно в водоворот. Плед упал на пол, но Грейс не чувствовала январского холода, крепче прижимаясь к Мэтту. Наверное, целую минуту они стояли так, не в силах разъединиться, потом медленно, словно в сладком тумане, открыли глаза.
— Спасибо, что пришел, — сказала Грейс, тыкая пальчиком в пряжку его ремня.
— Спасибо, что ждала, — сказал Мэтт.
Грейс легонько потянула за пряжку.
— А пойдем в дом, кофейку сделаем?
— Это было бы здорово, — сказал Мэтт.
— Не забудь свою шляпу.
Усмехнувшись, Мэтт подобрал свою шляпу и надел ее Грейс на голову.
Они прошли в дом. Рассвет коснулся воды, принявшей оттенок серого жемчуга, и стылая гладь залива казалась отлитой из стали. В прибрежной заводи в тростниках плавали, как два одиноких кораблика, уточка с селезнем. Где-то вдалеке почти бесшумно завелся и пошел катер, с мерным тарахтеньем тикающих часов удаляясь за горизонт. И уж совсем далеко, на другом берегу залива, словно верхушки гигантского кафедрального собора, высились в предрассветной мгле остроконечные шпили манхэттенских башен-близнецов.