Пол остановился. Удерживая тело в вертикальном положении, он стал вращаться на месте, оставаясь все время лицом к описывающей круги акуле. Гигантская рыба с каждым ударом хвоста все сильнее сжимала кольцо. Когда до нее оставался какой-то метр, Пол выбросил руку в сторону – и плавник исчез под водой. Когда же мгновение спустя вновь показался на поверхности, то начал удаляться в сторону открытого океана.
Эндри была потрясена. «Что заставило чудовище уйти?» – вопрошало ошеломленное сознание. Затем где-то в закоулках мозга зашевелилась догадка. Не слышала ли она однажды, что акулу можно отогнать, сильно ударив по рылу? Когда Пол резко замахнулся, не нанес ли он?..
Додумать она не успела. Пол подплыл к месту, где уже можно было встать на дно. Убрав мокрые пряди с лица, он направился к Эндри. Он не выглядел ни растерянным, ни потрясенным, ни хотя бы испуганным. Он улыбался.
И его улыбка доконала ее.
Испустив нечто среднее между стоном и смехом, Эндри бросилась навстречу и, дрожа, припала к нему, ища опоры в его сильном теле. Крепко обхватив его талию, она спрятала лицо во влажной поросли на его груди и разрыдалась.
На мгновение Пол замер. Затем она почувствовала, как его грудь расширилась, вбирая воздух, услышала глубокий вздох, и тут же его крепкие руки сомкнулись вокруг нее, вселяя уверенность и возвращая спокойствие.
Он был жив и невредим! Осознание этого отняло у Эндри всякую способность связно изъясняться.
– Пол... Акулы... Это было ужасно... Я хотела помочь... Дельфины... Я не верила глазам... Я... – бестолково бормотала она.
– Эндри, – назвал он ее по имени, и голос его был ласков, как и рука, бережно гладившая ее по спине.
Слезы прозрачными озерцами стояли в ее глазах, и, не стесняясь этого, она приподняла голову и встретила его взгляд. Лицо его, чудесно вылепленное великим ваятелем – Природой, излучало бесконечную нежность. И, странно контрастируя с этой мягкостью, в его глазах вдруг вспыхнула откровенная чувственность. Он склонил голову очень медленно, словно сопротивляясь собственному желанию. И из груди его вырвался глубокий, хриплый стон:
– О Эндри...
С осторожностью, подобной прикосновению пушинки, он дотронулся до ее губ. Его рот ничего не требовал. Он лишь дарил ей сладость, утешение и покой.
И Эндри вздохнула.
То ли неясный звук, то ли нечленораздельное слово, то ли невольный вздох сорвался с его губ, и они чуть плотнее прижались к ее мягкому рту. И все же в поцелуе чувствовалась намеренная сдержанность, он был едва ощутим. Руки же, напротив, без устали скользили по ее спине, горячие и беспокойные, в полном несоответствии с бесстрастностью поцелуя.
Сладость его губ, жадные движения неугомонных рук проникли в самую глубину ее естества. Душа ее воспарила, тело растаяло. Мозг полностью отключился. Всхлипнув, она разлепила губы и прижала их к его рту. И на короткое мгновение испытала райское блаженство. Но это мгновение быстро, слишком быстро кончилось, оставив ее разочарованной.
– Нет, Эндри, – прошептал Пол, поднимая голову. – Не так. Ты слишком обессилена и беззащитна теперь.
– Ты же мог погибнуть! – воскликнула она, содрогаясь при одном воспоминании о случившемся.
– Нет, – Пол улыбнулся и покачал головой. – Мне ничто не угрожало. – Улыбка его стала лукавой. – Я ведь тебе говорил, что бояться нечего.
– Нечего?! – с возмущением закричала Эндри, вырываясь из его объятий. – Это же были акулы! – нервно выдохнула она... как будто он сам этого не знал.
– Дельфины, – поправил ее Пол.
Ее натянутые до предела нервы начали сдавать.
– Пол, я прекрасно знаю, что я видела! – с жаром возразила она. – И я знаю, что это были акулы!
Он протянул руку и взял Эндри под локоть.
– Пойдем, – мягко сказал он. – Ты переутомилась. Я отведу тебя домой.
Пережитый ужас, облегчение от счастливой развязки, а теперь его заботливость – его заботливость в особенности – все это переполнило чашу ее терпения. Высвободив руку, она отступила в сторону и сухо проговорила:
– Я уже сказала тебе, что я не ребенок, Пол. И перестань обращаться со мной, как с ребенком.
– Перестать считать тебя ребенком? – В улыбке его была затаенная тоска. – Ах... Эндри, если бы ты только знала!
Потрясения дня не прошли даром, и теперь наступила реакция. И все свои расстроенные чувства она выплеснула на него.
– Если бы я знала? – начав, она не в силах уже была остановиться. – Я не понимаю тебя. Ты мне ничего не объясняешь, а только все время на что-то намекаешь! И я не желаю тебя понимать! Я...Я... пропади оно пропадом! Я ухожу домой!
И, обойдя его, она припустила прочь. От злости и полного расстройства чувств она совсем упустила из виду, что именно домой он и предлагал ее отвести.
Он мог взять ее совершенно свободно.
Эта мысль не раз посещала Эцдри с тех пор, как она убежала от Пола несколько часов назад.
В промежутке она успела принять душ, без аппетита съесть гренки, запив стаканом молока, но большую часть времени просто плакала. И более всего огорчал тот факт, что она и сама не знала, почему плачет.
Немного успокоившись, но все равно полная тревоги и мрачных раздумий, она свернулась калачиком в шезлонге и наблюдала, как солнце, медленно опускаясь за горизонт, постепенно окрашивало небо в фантастические краски заката.
В этот вечер ее особенно глубоко трогала эта изысканная смесь розового и красного, золотого и фиолетового цветов. Темная синева моря отливала медью. Природа вокруг казалась такой прекрасной. Почему же, вздыхая, думала Эндри, жизнь временами становится такой невыносимой?
Например, как в момент, когда Пол, возвращаясь с пляжа, зашел в дом. Сам факт, что он проторчал на море целый час после ее отчаянного бегства, глубоко обидел Эндри. Почему – она не могла или не хотела понять. И она скрыла душевную боль под маской холодной отчужденности.
Пола, однако, это вроде бы нисколько не смутило и не удивило.
– Ты забыла свои вещи, – улыбаясь, сказал он и протянул ей пляжную сумку и пакет с недоеденными булочками.
Не желая испытывать судьбу и переигрывать, Эндри мило улыбнулась в ответ и проговорила достаточно вежливо:
– Спасибо, что принес.
И начала было отходить от двери. Но он остановил ее, при этом не сделав ни движения и не повысив голоса:
– Ты нормально себя чувствуешь?
Эндри вздернула подбородок.
– Разумеется, – уверенно заявила она – и солгала самым наглым образом. На самом деле до нормального самочувствия ей было дальше, чем до звезд. – Я немного устала, только и всего, – добавила она, и это было бессовестным преуменьшением. – Мне не следовало спать на солнце... Это... э-э, всегда на меня плохо действует, – она импровизировала на ходу, причем весьма неубедительно.
– Понимаю.
Хотя интонация его голоса не изменилась, Эндри прочла по глазам, что он видит ее насквозь. И не верит ни одному ее слову. Однако продолжала в том же духе.
– И поэтому я думаю лечь пораньше. – Отступая в дом, она схватилась за дверь и начала ее закрывать. – В общем, еще увидимся.
– Нисколько в этом не сомневаюсь. – Пол без усилия освободил дверь из дрожащих пальцев Эндри. – Ты ведь будешь посещать мой курс. Помнишь?
И, не дожидаясь ответа, мягко притворил дверь.
Эндри простояла перед закрытой дверью целых полминуты. «Помню ли я? Помню ли я? – металась в ее голове мысль. – Да я только об этом и помню!»
И вот, уже не в первый раз с тех пор, как Пол ушел, оставив ее перед дверью, она заново переживала их встречу, едва сдерживая слезы смущения и огорчения.
Все еще не в силах усидеть на месте больше нескольких минут, она вскочила с шезлонга и пустилась бродить по дому. После четырех лет жизни в компании подруг в тесной, небольшой квартире дом Селии казался Эндри слишком просторным, слишком пустым.
Пусто, как у нее на душе.
Всеми силами отгоняя от себя эту мысль, Эндри прошла в свою спальню. Но мысль шла по пятам. Пустота. В этом суть ее жизни. Пустое существование. Пустые сны. Пустое тело. При этой последней мысли Эндри зажала рот рукой, чтобы не всхлипнуть.