8
К вечеру черный «мерседес» Федерико остановился у дома Ллойдов. Репортеры все еще дежурили у входа, ожидая Элизу. Какой-то журналист с камерой бросился ему наперерез, но он лишь добродушно улыбнулся. Сейчас Федерико был слишком счастлив, чтобы обращать внимание на вездесущих репортеров.
Его появление не осталось незамеченным для Кэсси. Наблюдая за происходящим на улице сквозь узкую щель между портьерами, она сразу узнала его решительную походку, гордый разворот плеч и увидела торжествующий блеск в глазах. Он был настолько неотразим, что ей захотелось коснуться его щеки, очертить пальцем контур чувственного рта, покрыть горячими поцелуями…
Кэсси до боли стиснула пальцы. То, что она чувствовала, было безумием. Теперь ей открылась ужасная правда о себе самой: несмотря на обиду и гнев, она желала Федерико как никогда. Прижав ладони ко рту, Кэсси стояла как оглушенная, пока не услышала резкий стук в дверь.
— Федерико? — нарочито удивленно спросила она, стараясь выглядеть спокойной и равнодушной. — Не ожидала увидеть тебя здесь. Ну что ж, входи.
— Кэсси, — смущенно пробормотал он, — мне нужно с тобой поговорить. Поедем куда-нибудь, а то, боюсь, твоя семья сегодня будет не в восторге от гостей, тем более незваных.
— Стив сейчас у себя, а отец — в библиотеке. — Она широко распахнула дверь и прошла в гостиную, приглашая его следовать за собой.
— А где же твоя… — Федерико облизнул пересохшие губы, — твоя сестра?
— Ее нет, — резко ответила Кэсси. — Элиза и Стив собираются развестись.
— Представляю, в каком он сейчас состоянии. Ему давно следовало бы ее выгнать. Мне кажется, что и твоему отцу есть над чем поразмыслить.
— Фактически Элиза сама ушла от мужа. Это было ее решение, — ответила Кэсси, пристально глядя ему в глаза.
Вот он стоит перед нею, такой сильный и независимый, лучший из всех, кого она когда-либо встречала в жизни. И ему не нужен никто. Но по какой-то непонятной причине он все же пришел к ней. Значит, она чем-то привлекает его… Может быть, тем, что отвергла его? Еще месяц назад они могли бы стать идеальной парой, если бы он только захотел. Но между «тогда» и «сейчас» пролегала бездонная пропасть.
— В таком случае, я уверен, что, согласно брачному контракту, она получит лишь малую толику состояния мистера Дойла.
Эти слова неприятно резанули ее слух.
— В данный момент Стива беспокоит нечто другое, чем счет в банке, — процедила Кэсси сквозь зубы. — Неужели непонятно, что он унижен, практически уничтожен?
Но Федерико не обратил внимания на ее раздраженную реплику и спокойно продолжил:
— Да Бог с ним, со Стивом! Меня беспокоишь лишь ты, Кэсси. Не слишком-то приятно было жить с такой змеей под боком, как твоя сестра. Почему же ты подыгрывала ей? Почему не вывела на чистую воду? Ты могла бы довериться отцу.
— Элиза была беременна. Так, во всяком случае, она утверждала. Только сейчас выяснилось, что это оказалось очередной ложью. А кроме этого, папа мне все равно бы не поверил. Сейчас, конечно, он изменил свое мнение об Элизе, но тогда все было по-другому…
Да, а теперь по роковому стечению обстоятельств ребенка, о котором столько говорила сестра, ждала она, Кэсси.
Видимо, в ее голосе отразилось волнение, потому что Федерико прищурился, внимательно вглядываясь в ее бледное, осунувшееся лицо. Потом взял ее холодные пальцы и крепко сжал.
— Я искренно рад, что все наконец прояснилось. Элиза больше не причинит тебе вреда. Да, хочу сообщить, что Глория тоже безумно раскаивается, что так несправедливо обошлась с тобой.
Федерико продолжал смотреть на нее в упор. Его взгляд пугал, и, чтобы как-то разрядить обстановку, Кэсси попыталась улыбнуться и сказала:
— Я не держу зла на мать Чарлза. В конце концов она знала только то, что и все остальные. Жизнь и так достаточно наказала ее.
— И все же я не понимаю, почему ты не рассказала мне всей правды, когда я просил об этом. Если бы ты назвала имя сестры и была откровеннее со мной, я бы никогда не усомнился в твоих словах. Сердцем я понимал, что ты вовсе не такая, какой тебя хотят видеть окружающие, но мозг мой был отравлен слухами. В таком положении очень трудно быть объективным.
Без особого удивления Кэсси отметила, что Федерико и сейчас пытается обвинить ее во всем, вместо того чтобы признать, что в свое время сам отказал ей в доверии.
— Я не уверена в этом. Такие люди, как ты и Глория, наносят удар, не думая даже, кто и как пострадает при этом. Вам чужды сострадание и милосердие. Сейчас ты, безусловно, чувствуешь раскаяние, но оно несколько запоздало, и мне уже не нужно.
Раздосадованный ее ответом Федерико недовольно сжал губы и угрюмо посмотрел на Кэсси. Затем, сделав над собой титаническое усилие, произнес:
— Я был не прав.
— Это извинение? — Она насмешливо подняла брови.
В одно мгновение Федерико оказался рядом и рывком притянул ее к себе. В его яростном поцелуе не было ни капли чувственности или нежности. Он просто взял и сделал с ней то, что захотел, впиваясь в нее губами и абсолютно не думая, получает ли она при этом удовольствие или испытывает боль. Он словно бы наказывал ее. Сжатая в железных объятиях Кэсси безучастно ждала, когда Федерико перестанет терзать ее, убивая все прекрасное, что они пережили некогда вместе.
Федерико отстранился так же неожиданно, как и поцеловал ее, на его лице было написано замешательство. Какое-то время он крепко держал ее, стиснув пальцами плечи и не отрывая горящего взгляда от ее глаз, затем отпустил. И тут Кэсси разрыдалась.
— Я не смог сдержаться, извини. Но порой твое упрямство выводит меня из себя.
Его голос был хриплый, но в нем звучало не раздражение, а нечто такое, отчего у Кэсси закружилась голова. Поток слез иссяк сам собой, жаркий трепет пробежал по телу. Но она не шелохнулась.
— Дело не только в том, что ты сделал, Федерико. Я стараюсь быть выше этого и преодолеть в себе гнев и ощущение того, что меня снова предали. Я… как бы поточнее выразиться… я теперь становлюсь самой собой. Раньше я считала, что мне нужно убежать от повседневности, стать каким-то другим человеком. Однако единственное, что действительно оказалось мне необходимо, это поверить в себя. Теперь я могу самостоятельно принимать решения. Меня больше не заботит то, что скажут обо мне окружающие.
— Тогда ты должна понять, что людям свойственно ошибаться. То же произошло и со мной. Прости меня, дорогая. Дай мне еще один шанс.
— Мне нечего тебе прощать, — всхлипнула Кэсси. — Если бы ты не поступил со мной так жестоко, я бы никогда не поняла, что ты за человек.
Федерико медленно опустил руки.
— Нам надо окончательно разобраться во всем. Я хочу быть с тобой. Мы были, пусть на короткое время, любовниками. Нас влечет друг к другу, и ты не можешь этого отрицать. Ведь так?
— Любовниками?.. — недоуменно повторила Кэсси и вдруг почувствовала, что внутри у нее все оборвалось.
Она любила Федерико так, как только может женщина любить мужчину, любила всем сердцем, всем своим существом. Гнев придал ей сил и, не найдя подходящих к случаю слов, она ударила его наотмашь по лицу. Удар пришелся по губам. Федерико отступил на шаг и поднес руку к лицу.
— Вот как, — произнес он.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Кэсси слышала его тяжелое дыхание и свое — такое учащенное, словно она только что пробежала стометровку.
— Любая другая женщина с радостью займет мое место. У меня захватывает дух при мысли, как быстро это произойдет.
— Да, если бы я хотел этого. Но вот в чем проблема: мне нужна только ты.
Кэсси с тревогой посмотрела на Федерико. Она никогда не видела его таким раньше. Одного взгляда на его лицо, такое суровое, непреклонное, было достаточно, чтобы понять: он ни за что не примет отказа.
— Ты не будешь так уверен после того, как я сообщу тебе одну новость.
— Ничто на свете не заставит меня отказаться от тебя, — мрачно возразил Федерико и, словно желая убедить молодую женщину в правоте своих слов, приподнял ее лицо за подбородок. — Клянусь, больше ты не будешь страдать. — И он сделал попытку приблизиться к губам Кэсси.
Вся дрожа, она выдохнула: