Глупый несмышленыш! Ты еще не знаешь, что, проводив отца, навсегда расстался с детством, с играми, с безоблачной и озорной порой.
…Бывает, идешь по дороге, видишь — в поле что-то ярко сверкает, словно самоцвет горит на солнце. Сразу не разобрать, но, должно быть, что-то очень красивое и дорогое. Бежишь к тому месту, уверенный, что наткнешься на клад, а когда подойдешь, глядишь — всего-навсего осколок стекла, о который можно порезать руку.
Такое чувство испытал и Илиеш. После отъезда отца все как-то потускнело, завяло, выцвело. Чертов курган, прежде таивший столько интересного, где так хорошо было бегать за бабочками, искать птичьи гнезда, играть с ребятами, теперь превратился в обычную гору, в тяжелый подъем — сбиваешь пальцы о многочисленные камни, когда идешь поутру, не продрав глаза после сна, с сапой на плече.
По ту сторону этого проклятого холма, что возвышался за селом, как древняя крепость, и находился их участок. Пока дойдешь, язык высунешь. А лошадь! Его любимый Вьюн, сесть на которого было великим счастьем, когда отец выводил его из конюшни, теперь отнимал все свободное время. И накорми его, и напои, и отведи на поле — так с рассвета и дотемна.
Даже Ион, лучший друг и наставник, превратился теперь в повод для попреков: Ион делает так. Ион делает сяк, а у тебя ветер в голове… И парнишке хотелось убежать куда глаза глядят.
— Но ведь Ион старше его, — иногда пытался защищать Илиеша дедушка.
Илиеш стискивал зубы, напрягаясь, поднимал на повозку плуг или борону, старался доказать, что не такой уж он неумеха, как о нем думают. Как-никак, а сев все-таки закончил. Помогли дедушка, Ион. Многие же делянки односельчан вообще остались незасеянными. Обо всем этом Ангелина написала Роману. Отец прислал письмо, адресованное лично Илиешу. Кому же, как не ему, должен отец посылать письма! Он писал, что служит на венгерской границе и ожидает скорого возвращения, если, конечно, настанут спокойные времена.
Однако расцвели сады, кукушка подала голос, поднялась посеянная Илиешем кукуруза, а отец все не приезжал. И вести от него стали приходить реже.
Мать сильно изменилась с тех пор, как отец ушел в солдаты. Она подолгу стояла в центре села в ожидании почтальона, надеясь получить письмо от Романа. Теперь ее не занимали хозяйственные дела, временами она куда-то исчезала, а когда возвращалась домой, была особенно сурова с Илиешем. В праздники она уходила к Евлампии, большой мастерице перемывать чужие косточки.
Произошло еще одно важное событие, которое сильно задело Илиеша: дедушку отстранили от должности звонаря. Теперь уж не полезешь на колокольню. Сколько помнит себя Илиеш, дедушка звонил в колокола, продавал свечи и, говоря откровенно, был не только для него, Илиеша, но и для всех мальчишек лицом более значительным, чем сам поп Аввакум. А теперь вместо дедушки стоит хитрый и задиристый Оксинте Кручек, такой жадный, что способен за одно яблоко травить тебя собаками по всему селу.
Падение деда Епифана произошло на второй день пасхи из-за… коврика. Этот коврик предназначался специально для попадьи, его расстилали перед ней, когда она приходила молиться. Если же попадьи не было, дедушка стелил коврик перед барышней Рэуту, учительницей, преподававшей рукоделие. На его несчастье, в этот день они пришли обе сразу. Старик заметался между ними с ковриком в руках и постелил его перед учительницей. Попадья, чуть не испепелив звонаря взглядом, вышла вон. А на другой день вместо деда Епифана в церкви появился Оксинте Кручек.
Вот уж радости было у Евлампии, которая многое бы дала, чтоб только унизить свекра. Она во всех подробностях пересказывала эту историю. Ангелина не отличалась особой набожностью, в церковь ходила преимущественно тогда, когда одевала обновку, и поэтому не разделяла возмущения Евлампии, патетически восклицавшей:
— Нужно совсем потерять совесть, чтобы решиться на такое!
И все же их — Евлампию и Ангелину — что-то объединяло. Возможно, обе считали себя несчастными из-за того, что вышли за этих братьев-мужланов. Обе старались избегать работы в поле. Ангелина сдала каким-то людям одну, уже засеянную часть своего участка за половину урожая, а вторая оставалась на попечении Илиеша.
— Найди напарника, быстрее прополешь, — подсказала мать.