Руслан Агишев
Обрести силу
1
Невысокая коренастая фигура с большим мешком за спиной брела по узкой тропинке со стороны Северного перевала, который в это время года не каждый путник отваживался пересечь. Еще не старый гном, довольно ловко преодолевал завалы из крупных валунов, свалившихся со скал, видимо, во время недавней бури; перепрыгивал неширокие трещины, змеившиеся поперек тропки.
Судя по тому, как он уверенно находил то и дело прячущуюся дорожку среди хребтов и каменных пальцев, этот путь ему был хорошо знаком. Чужой в этих местах уже наверняка бы пропустил многочисленные едва заметные дорожные знаки, выбитые на камне в самых неприметных местах, и скорее всего сбился с пути и благополучно исчез в одной из сотен не имевших дна трещин Гордрума.
Гном Кирку по прозвищу Бродяга, действительно, довольно неплохо знал эту тропинку, которая вела через перевал на эту сторону. В его клане Каменной башки, сотни лет назад оседлавшим Северный перевал, многие слышали про этот самый короткий путь с одной части Гордрума на другую, но не все решались им идти. Тех же, кто все-таки отваживался, ждал тяжелый почти двухдневный переход, во время которого смельчака поджидали многочисленные опасности — неожиданно сваливавшиеся на голову валуны и булыжники, жадные поглощающие все на своем пути оползни, ненасытные скрывающиеся до самого последнего броска хищные звери.
— Где же эта руна? — негромко (в этих местах любой неосторожно вырвавшийся звук мог привести к смерти) пробормотал, приседая возле невысокой каменной плиты, низ которой был слегка обтесан рукой неизвестного давно уже сгинувшего во тьме времени мастера. — Руна Дромхильд… Указывающая на близкий кров…, — не доверяя своим глазам, он начал водить ладонью по гладкому камню, в надежде наткнуться на выдолбленные канавки знака. — Вот же он, — удовлетворенно прошептал он. — Значит, до топоров осталось совсем немного.
Бродяга был, как говориться, перекати-поле и скитался между городами гномов и ближайшими селениями людей сколько себя помнил. Едва одно его путешествие заканчивалось и он только переводил дух за кружкой черного пенящего пива в общей трапезной родного клана, как его снова охватывал зуд дороги. Ему дико нравилось наблюдать за жизнью в других кланах, людских королевствах… Однако, даже он Кирку Бродяка не рискнул бы в такое время выбраться из теплых пещер города Каменноголовых (как нередко за глаза называли гномов из клана Каменной башки) и отправиться в такую даль.
— А ветер-то разгулялся… Кружит и кружит, — он плотнее запахнул теплый из овечьей шерсти плащ, за который в свое время отдал крошечный ножик из плохонького железа в одном из людских городов. — Подгорные боги, видимо, гневаются, — он с тревогой на лице всматривался в исчезающую в снежном крошеве тропинку. — Да… Есть на что гневаться… Плохое время настало, — Кирку с тяжелым вздохом поднялся на ноги и с головой окунулся в почти непроницаемый снежный вихрь. — Плохое… Кхе… Кхе…
Дело, из-за которого Бродяга сейчас рисковал жизнью среди заснеженных вершин Гордрума, было тайным и знало о нем лишь несколько гномов, так как огласка могла стоить жизни не только им самим, но и сотням других гномов из разных кланов.
Слова старейшины клана Каменноголовых — седого как лунь Дарина Старого о тайном поручении даже в эти секунды — секунды тяжелых физических испытаний — звучали в голове Кирку. «Мир меняется, Кирку… Но это естественный порядок вещей, мой друг. Страшит же нас другое — страшная поразившая людей и гномов жестокость и злоба, — тревога звучала в голосе старого гнома. — Да, да, Кирку, эта болезнь не обошла и нас. Она словно яд незаметно просачивается в нашу кровь, превращая нас в жаждущих крови хищников, — старик тяжело вздыхал, говоря это. — Мы не должны медлить в час испытаний, ибо от наших действий зависит судьба всего подгорного народа… Кирку, я хорошо знал твоего отца, и уверен, что с моей просьбой справишься только ты. Тебе нужно добраться до клана Черного топора и передать главе клана вот это послание, — в руку Кирку лег скрученный в несколько слоев потемневший пергамент. — Ты должен знать, что здесь, ибо на кону стоит слишком многое…, — старейшина кивнул на пергамент. — Владыка Кровольд хочет уничтожить кланы, которые ему не подчинились. Будет много крови, очень много крови… Среди гномов много несогласных с этим. Мои посланцы скоро будут в кланах Бронзовой кирки и Рыжебородых… И если все удастся…».
Бродяга почти ничего не видел. Мокрый снег с силой летел ему в глаза, плотным слоем налипая на кожу и одежду, и делая гнома неповоротливым и неуклюжим. Как на грех, тропинка делал очередной крутой поворот перед спуском к подножию гор.
— Еще немного, — шептал он, сгибаясь в три погибели, чтобы ветер не сносил его. — Немного, — вдруг правая нога его скользнула на гладкой каменной плите, и его повело к краю пропасти. — Подгорные боги! Боги…
Гном пытался за что-то уцепиться, растопырив руки и ноги в разные стороны. Однако, тропинка, поверхность которой десятилетиями отполированная дождем и ветром, превратилась в настоящую ледяную горку, по которой его тело неслось вниз с нарастающей скоростью.
— Боги! — снег набивался в открытый в крике рот, слепил глаза. — А-а-а-а!
На протяжении десятков секунд Бродягу словно легкое перышко несло вниз, кидая на камни и булдыганы по краям тропинки. Правда, в какой-то момент ужас, сжимавший его сердце, внезапно сменился практически неземным восторгом от бешенного спуска, огромной скорости, с которой гном несся с самой вершины гор.
— У-у-у-у-х! — орал Бродяга, уже не думая о смерти. — У-у-у-у-у!
Наконец, каким-то чудом гном проскочил очередной торчавший как штык каменный палец и оказался в свободном падении, которое к счастью длилось не долго.
… Приземлившийся в неглубокое озеро, поверхность которого затянуло тонким еле ощущаемым льдом, гном отделался лишь синяками и ушибами.
— Благодарю вас подгорные боги, — первое, что сделал Кирку после того как вылез из озера, это преклонил колено и вознес благодарственную молитву. — Я жив…, — шептал он, с трудом шевеля синеющими губами. — Жив… Боги… Послание, — обжигающая ужасом мысль о то, что послание потеряно, ворвалась в его голову. — Боги!
С облегчением выдохнув воздух, Бродяга все-таки нащупал за пазухой тот самый свернутый пергамент в плотном футляре.
— Хорошо, хорошо, — однако ощущение его было прямо противоположным — нудно болел отбитый бок, холод все более жадно обгладывал его тело в мокрой одежде. — Хорошо… Надо идти, — ни на костер ни на отдых времени не было. — Надо идти. Топоры совсем близко…, — насколько он понял, клановый город находился в каких-то паре лиг. — Близко.
С трудом поднявшись, Бродяга начал идти. Первые несколько шагов его покачивало, но дальше походка его стала увереннее.
— Слава подгорным богам! — снежная метель стала затихать, и он увидел в нескольких десятках метров высокий каменный столб с несколькими рунами на самой верхушке, которыми отмечали главный торговый тракт в землях гномов. — Дорога! Дошел! — подошвы его ног коснулись гладких плотно подогнанных друг к другу плит. — Дошел, все-таки…
Вдруг, Бродяга что-то темное увидел впереди. Это был небольшой темный пригорок, который каким-то чудом находился почти на самой середине торгового тракта. Вблизи же Кирку обнаружил, что это мертвый конь, слегка занесенный снегом.
— Что здесь твориться? — прошептал он, оглядываясь по сторонам. — Человеческое седло… Где-то должен быть и всадник, — гном прошел немного назад, в противоположную сторону. — Он не мог далеко уйти, — по ногами показались какие-то странные полосы, напоминающие след от гигантского полоза. — Здесь он полз… Вот он.
Всадник, действительно, не смог уползти далеко. Скорчившийся мужчина лежал лицо вниз, словно что-то пытался спрятать на своей груди.
— Живой? — Кирку с трудом перевернул закоченевшее тело, напоминающее деревянного истукана. — Эй! — из фляжки с крепким винным настоем он влил ему несколько капель в полураскрытый рот, надеясь, что человек еще не умер. — Человек?