— …, лицо гостя в момент, когда его шеи коснулось остро заточенное лезвие, не дрогнуло; лишь его глаза, обращенные к Гурану, чуть сузились. — Если вытащил клинок из ножен, то, не раздумывая, наноси удар, — громко и четко произнес он, так и не предпринимая никаких попыток отстраниться он кинжала. — Так говорят на моей Родине.
Роланд же, едва только услышал эту известную среди пиратской вольницы южных баронств поговорку, как сделал телохранителю знак убрать нож.
— Я не враг тебе король Ольстера Роланд, — незнакомец медленно поднялся с места и с достоинством поклонился. — Мое имя Гассар ла-Касс, впередсмотрящий вольного баронства Ориент.
Это имя Роланду, на зубок знавшего имена всех мало мальски влиятельных фигур в соседних с Ольстером государствах, было не знакомо. Однако, в данным момент это совершенно ничего значило… Жизнь сейчас, а в вольных баронствах особенно, была бурной и подчас не стоила и медного гроша. Поэтому назвавшийся Гассаром мог вполне вероятно оказаться и очень значимой фигурой у себя. Тем более, что должность впередсмотрящего в вольных баронствах, могущество которых оценивалось в количестве галер, примерно соответствовала канцлеру или советнику короля, как его не назови…
Важным было иное. Гассар назвал впередсмотрящим из баронства Ориент, которое как раз и граничило с Шаморским султанатом. А вот было ли это обычным совпадением или нет Роланду предстояло и узнать.
— Я понимаю, ваши подозрения, Ваше Величество, но ваш кузен не просто так выбрал меня, — Гассар начал открывать свой ворот. — Он увидел мою татуировку, — из-за отворота рубахи с высоки воротом, закрывающей его шею полностью, показался багрово-синий рисунок извивающегося морского зверя. — И не для кого ни секрет, что шаморцы ненавидят нас… Он увидел священного змея и доверился мне, Ваше Величество.
Король задумчиво покачал головой. Ненависть правителя султананта к вольным баронствам, действительно, не была ни для кого секретом. Султан почти каждый год объявлял великий морской поход против пиратской вольницы, хозяйничавшей на побережье и торговых путях. Однако, всякий раз султанский флот из многоярусных дромонов терпел поражение от сотен и сотен казалось бы утлых юрких галер… Словом, вполне вероятно, что Фален, знавший о вольных баронствах не понаслышке, мог довериться незнакомцу.
— Значит, мой кузен еще неделю назад был жив, — полувопросительно, полуутвердительно проговорил Роланд. — Ты сказал, что хотя за ним и следили, по лагерю он ходил совершенно свободно? — Гассар утвердительно качнул головой. — Странно, очень странно… Спасибо, что принес мне весь о моем брате. Поверь мне, я очень ценю такие услуги… Но, мне кажется, ты пришел ко мне не только за этим?
Тот слегка поклонился, отдавая должное мудрости Роланда.
— Да, Ваше Величество. До нас дошли слухи, что король Роланд готов неплохо заплатить, чтобы кто-нибудь пощипал его врага, — король молча кивнул головой, подтверждая эти слова. — Совет вольных мореходов трех баронств, моими устами, спрашивает тебя, король Роланд, а хватит ли у тебя золота? — тот снова кивнул, еще с трудом веря этой разгоравшейся надежде. — Тогда слушай! Вольные баронства готовы выставить семь десятков галер с командой и абордажниками. Всего две тысячи восемьсот мореходов, не считая команд. За рядового абордажника Совет просит семь полновесных золотых соверенов, за десятника — в два раза больше, за полусотника — в четыре раза больше. Каждый капитан должен получить тридцать золотых монет.
Гуран, уже давно вставивший кинжал в ножны, медленно плыл от всех этих цифр и слов. Полуграмотный, он с трудом представлял себе такое количество золота.
— Почти шесть тысяч золотых соверенов…, — пробормотал Роланд, встречаясь с твердым взглядом посланца вольных баронств. — Немало… А что я получу за это?
18
Древний Большой зал подземной части Замодонга — города хранителей, где издавна заседал совет старейшин клана хранителей Великой книги памяти номов, был полон гномов. Здесь собралось около тысячи гномов, представлявших почти все кланы Подгорного народа. Лишь одежды цветов двух кланов здесь не встречались — ярко-огненного клана Рыжебородых, и серебристо чернильного клана Черного топора.
Сотни гномов безмолвно стояли в ожидании. Призванные из своих кланов главы, старейшины, мастера и воины ждали, когда начнется Суд хранителей — полуофициального, закрепленного столетиями действия правового обычая.
… Едва из полутемного тоннеля послышался гулкий перестук шагов, как по собравшейся толпе гномов побежал шепоток. Кучкующиеся по цветами своих кланов гномы начали что-то живо обсуждать, то и дело поглядывая на черное жерло тоннеля.
— Как же так? — из дальней части большого зала раздался визгливый голос; кто-то не смог сдержать своего удивления. — Ведь он увел почти всех каменноголовых на север…
— Да-да-да, — кто-то другой вторил первому голосу. — Он ушел вместе с ними.
— … Поговаривали, что его еще седьмицу назад его видели у отверженных, — почти шепотом добавил второй. — …
— У кого? — второй не расслышал, а судя по новым вопрошающим голосам, таких было еще немало. — У кого? Громче…
— У топоров его видели. У топоров, — шевеление в этой части зала усилилось; к шепчущимся гномам присоединялись еще их соклановцы. — Мо, он просил там убежище для себя и тех, кто пришел с ним…
— А здесь, то он какого демона оказался? — любопытный голос все не унимался, не понимая, как обсуждаемое лицо мог объявиться здесь. — Это же за перевалами, на стороне Гордрума… Да, в такое время года, кто в здравом уме полезет?
— Эх, ты, дурья башка, — первый выразительно постучал то ли по камню, то ли по чем-то другому с гулким звуком. — Ты забыл где мы? Это хранители, — и сказано было последнее с таким тоном, в котором даже самый взыскательный слушатель вряд ли бы уловил хоть каплю уважения и преклонения; наоборот, в фразе, произнесенной показательно нейтральным тоном, отчетливо слышался испуг. — Хранители достанут кого угодно и где угодно…
— А я слышал, что ему что-то не понравилось у топоров, — к разговору подключился третий гном, прикрывавший рот рукой, чтобы никто другой не услышал сказанного. — Говорят, многие пришедшие с ним остались там, а он сам с несколькими гномами пошел к людям.
— К людям?! — возмущенно воскликнул уже четвертый присоединившийся к разговору гном. — Да лучше в горы, в ледяную стужу, сдохнуть там, чем идти на поклон к этим полукровкам!
— … Они все равно ему ничего не сделают, — продолжал говорить первый. — Он же старейшина… Тихо! Идут!
Первыми через огромную арку, ведущую в Большой зал совета, прошли четверо угрюмого вида гномов с обнаженными секирами в руках, массивные доспехи которых были окрашены в цвета клана хранителей. Это были вершители воли совета хранителей, которые закрывали свои лица иссиня черными металлическими масками в знак своей принадлежности к безликой и беспощадной воли хранителей.
Следом в проходе появился и тот, ради которого был собран Большой Совет Подгорных кланов. Высокий, с ровно расчесанными и спадающим ниже плеч седыми волосами, бывший старейшина клана Каменной башки, Дарин Старый с видом полным достоинства и спокойствия вышагивал по каменным плитам. Время от времени на его губах, прятавшихся в густой бороде и усах, появлялась едва заметная улыбка, когда он замечал своих друзей и знакомых из других кланов. Тогда он всякий раз чуть склонял голову, словно здоровался… И если бы не сопровождавшие его вершители с застывшими в неподвижности и внушающими ужас масками, шедшими через абсолютно безмолвную толпу гномов, то можно было подумать, что старейшина вышел на самую обычную, полную благочестивых раздумий, прогулку.
Однако, сразу же за ним из арки, гулко ударяя тяжелыми сапогами по каменным плитам, вышла еще одна четверка вершителей, вновь говорящая всем своим видом, что они сопровождают не всеми уважаемого гнома и старейшину, а преступника, нарушившего одно из сакральных правил Подгорного народа.