— Достойные главы кланов Подгорного народа, умудренные опытом старейшины, уважаемый мастера, — едва Дарин Старый, сопровождаемый восьмеркой внушительных стражей, остановился на небольшом, выложенным светлыми камнями, постаменте, как со своего места поднялся один из хранителей — один из самых старых старейшин клана хранителей Великой книги памяти гномов. — Сегодня мы не просто собрали Большой совет Подгорного народа для праздного разговора, — по всем уголкам громадной пещеры, своды которой поднимались вверх на несколько десятков метров, разносился его дребезжащий голос. — Мы собрали его для осуждения страшного преступления, — его коричневый палец с длинным чуть закрутившимся ногтем, больше похожи на коготь зверя, обвиняюще взлетел вверх. — Дарин сын Торгула сын Гордрима сын Бэзила, известный также как Дарин Старый, известный также как старейшина Дарин клана Каменной Башки, твой проступок поистине ужасен!
Безмолвные гномы словно превратились в каменные изваяния, настолько магически действовал на них гипнотический голос хранителя. Его глубокие модуляции то резко взлетали ввысь, становясь подобными гремящим раскатам грома, то опускались до еле слышного, мышиного шепота. Уподобляясь искусному дирижеру, хранитель талантливо играл на чувствах собравшихся, затрагивая их самые разные эмоции.
— Ты презрел то все святое, что хранит в душе каждый гном, с чем мы начинаем и заканчиваем свой день, — на этот раз его палец — коготь уже вцепился в обвиняемого. — Святотатец! — вдруг взревел хранитель, заставляя непроизвольно отшатнуться своего соседа — старейшину хранителя, сидевшего на возвышении рядом. — Нарушая священные правила, ты отверг Подгорных богов! Ты пошел против владыки Подгорного трона! Ты пошел против того, кого выбрали наши боги! Посмотрите на него!
Взгляды гномов и так были прикованы к центру Большого зала, где одиноко стоял невозмутимый старейшина.
— Посмотрите на его одежды! — снова заревел хранитель, уже двумя руками, а не одной, тыча в сторону гнома. — Сами Подгорные боги говорят нам о его вине!
Свободные одежды Дарина, сверкавшие белизной чистого горного снега, вдруг начали снизу буреть. Этот страшный цвет подобно неведомой болезни поднимался по холщовой ткани все выше и выше, пока, наконец, не достиг, пояса.
— Смотрите! Смотрите! — продолжал вещать хранитель, тыча в сторону недоуменно осматривавшего себя Дарина. — Подгорные боги отметили его!
Старик, хранитель, уже доброе столетие главенствовавший в совете старейшин клана хранителей, не скрывал своего торжества. Что могло быть лучше зрелища поверженного врага, который вдобавок и сам понимал это? А ведь нужно было совсем немного… Всего лишь, в момент беседы среди полумрака запутанных пещер, кинуть на одежды бедняги, горсть тончайшего порошка — невинного средства, коим люди далекого юга окрашивают свои ткани, и который лишь по прошествии времени меняет свой цвет. И вот пожалуйста, под воздействием довольно яркого света многочисленных факелов порошок начал медленно окрашивать ткань.
Ухмылка его становилась все более явной и вскоре уже ясно напоминала оскал хищного зверя.
— Видите, сами боги против него! — неистовствовал хранитель, стараясь все сильнее и сильнее «раскачать» гномов; он понимал, что старейшина Дарин был слишком известен и уважаем, чтобы такое обвинение и наказание могло пройти слишком легко, поэтому и старался изо всех сил. — Это знак!
Старейшина Дарин же к этому времени уже перестал осматривать свои одежды и в недоумении что-то бормотать себе в бороду. Ему уже все было ясно и понятно. Он узнал этот порошок и мягко улыбался, прекрасно понимая, что в этот момент это знание уже ничего не решает.
— Если уже сами Подгорные боги не в силах терпеть такого кощунства над своей волей, то кто мы такие, чтобы поступать иначе? — с вызовом вопрошал хранитель, грозно оглядывая передние ряды гномов. — Разве мы можем сопротивляться воле богов? — на лицах многих гномов буквально горели фанатичные гримасы осуждения. — Нет! Не можем! Мы должны наказать этого нечестивца! — старик вновь ткнул пальцем в обвиняемого. — И пусть наказание будет по заслугам его…
Старейшина взирал это все также спокойно, словно это не ему предъявлялись страшные для каждого гнома обвинения, словно это не он здесь стоял перед угрожающе бормочущей толпой, словно у него были веские основания для такого спокойствия… «Старый безумец…, — Дарин с презрением смотрел на беснующегося хранителя, который подогревал толпу все сильнее и сильнее, выкрикивая все новые и новые оскорбления. — Выжившие из ума… Неужели они поверили в том, что смогут управлять Кровольдом?! Решили, что этот мечтающий о возврате древних времен ублюдок станет марионеткой в их руках?! Ха-ха-ха! Подгорные боги, вы верно лишили их разума…».
Мысли о кровожадности владыки, о плетущих интриги хранителях в его голове сменялись нотками беспокойства о своей дальнейшей судьбе. Естественно, он понимал, что самое страшное, что может ему, старейшине одного из крупнейших кланов Подгорного народа, грозить, это изгнание. Понимали это и его сторонники, которых тоже в этом зале было не мало и которые уже давно заготовили для него теплую одежду и припасы для долгого пути в надежное укрытие. Однако, подспудная тревога все-же не спешила отпускать его.
— Как наказать этого нечестивца? — тем временем продолжал хранитель. — Могу ли решить это я, беспомощный старик?! — Дарин с облегчением вздохнул; все шло к тому, что его отправят в изгнание и он снова сможет продолжить борьбу. — Нет! Наказать его вправе лишь сами Подгорные боги!
«Да, да…, — выпрямился старейшина, уже не скрывая своей улыбки; хранители в отсутствие своего ручного зверя, владыки Кровольда, не решились пойти против него в открытую. — Все-таки изгнание… А значит, мы еще поборемся». Однако, хранитель вдруг с торжествующей ухмылкой уставился на него.
— Тогда…, — хрипло засмеялся, а показалось закаркал, он. — Ты отправишься к ним сам, чтобы Подгорные боги сами спросили.
Дарин похолодел. Мысли его смешались. «Он не посмеет! Убить его? Здесь, при всех?! Нет! Его многие зна…».
— Подгорный народ, несколько веков назад наши земли уже рожали такого изверга, — притихшие и ничего не понимающие гномы внимательно следили за вещающим хранителем. — Имя ему было Зверг Изменник! — кто-то в толпе приглушенно ахнул, видимо вспомнив что-то о нем. — Или Зверг Проклятый… Это чудовище напало на великого пророка, Кальбора Благословенного, первого хранителя Великой книги памяти гномов, стремясь уничтожить книгу. Но Подгорные боги явили свою волю и нечестивец был побежден. Тогда же Совет старейшин всех кланов Подгорного народа, не сумев выбрать для Зверга казнь, отдал его на милость богов… Вершители, взять его.
Сзади послышались тяжелые шаги и старейшина почувствовал, как его спины слегка коснулись острые навершия секир. Вершители, стоявшие впереди него, тут же схватили его за руки, не давая ему даже дернуться.
— Мы поступим так же… Дарин Старый, ты познаешь участь Зверга Проклятого, — дюжие гномы потащили потемневшего лицом старейшину к дальней стене Большого зала, куда не доходил свет факелов. — И Подгорные боги сами выберут тебе наказание…
Вокруг, по-прежнему, царила полная тишина. Недоуменные гномы не издавали ни звука. Молчал и растерявшийся Дарин, которого четверка вершителей буквально волоком дотащила до стены и втолкнула в странную выемку в скале.
— Начинайте! — хранитель махнул рукой и из одного из тоннелей, ведущих в Большой зал, потянулась вереница гномов в одеждах с цветами клана хранителей. — …
С трудом продолжавший сохранять спокойствие Дарин все понял… Именно сейчас, втиснутый в это тесное углубление, старейшина вспомнил ужасную судьбу Зверга, известного как Проклятый.
— …, — с мрачным клацаньем легли на каменный пол тяжелые блоки, вытесанные из красного гранита. — … мордастый вершитель, с непроницаемым лицом, поставил их вплотную к сапогам Дарина, начиная выстраивать стенку. — …
— Не ждал, что последуешь за Звергом? — еле слышно прошипел хранитель, сойдя со своего постамента и подойдя вплотную к осужденному. — Не ждал…, — пергаментное лицо древнего хранителя серого цвета скривилось в гримасе, в которой с легкостью читалось злорадство. — Вижу, что не ждал…, — бледно-водянистые глаза старика с жадностью всматривались в лицо старейшины. — Молчишь? — Дарин ничего не отвечал, лишь крепче сжимая бледные губы. — Не молчи.