Я встаю.
— Мы можем пойти куда-нибудь? Не могу сидеть дома, но и на занятия не хочу. Поедем туда, где сможем поговорить.
Эван улыбается, его глаза блестят. Потому что я сказала, что хочу провести с ним время?
— Я знаю, куда мы можем пойти.
Мы едем по городу, и все это время мое предательское тело осознает близость Эвана. Помимо страха и тошноты, нахождение с ним рядом разжигает желание оказаться в его руках. Я знаю, это больше, чем просто потребность в его помощи, это осознание, что мой глупый эгоизм оттолкнул этого парня. Всю дорогу он постоянно смотрит на меня, либо поглаживает мою руку, либо все сразу.
— Ты нехорошо выглядишь, Несс.
Я не знаю, как полагается выглядеть беременной женщине, но “свечение” не то слово, которым я могу себя описать. Не знаю, послужила ли причиной ухудшения шокирующая новость или грипп, но чувствую я себя хуже, чем обычно.
— Через пару дней у меня прием в больнице. Тогда они меня и обследуют. — Эван кивает, а я глубоко вздыхаю. Я не знаю, как далеко могу зайти, он, дети, кошмар, как ни крути. Я определенно не стану говорить об этом, пока все его внимание сосредоточено на дороге. Поэтому я молчу, пока мы не приезжаем на парковку.
Шины, хрустя, едут по гравию, и я не удивляюсь тому, где мы. Я знала, что он привезет меня либо в фабричный городок, либо в парк Раундхей. В тропический мир.
— Я подумал, что далеко ехать ты не захочешь. Поэтому привез нас сюда.
В этом весь Эван. Он пытается, пытается восстановить нашу связь со счастливыми временами. Возможно, за желанием увидеться со мной стоит больше, чем обязательства из-за беременности. Я отстегиваю ремень безопасности и ерзаю на сидении, поясницу пронзает боль.
— Мы должны поговорить о том, что мне делать.
— Мы? — По крайней мере, в его голосе слышится надежда, а не разочарование.
— О “нас”. Я втянула тебя в это, Эван, но это мое решение. Это не значит, что мы в стабильных отношениях. Или в условиях, подходящих для рождения ребенка.
Эван бледнеет.
— Ты уже приняла решение?
— Нет.
— Хорошо.
— Мне нужно подышать, — говорю я и открываю дверцу машины.
В лицо ударяет февральский ветер, охлаждающий и увеличивающий испарину на моем лбу. Мне следовало остаться дома. Щурясь от солнца, я поворачиваюсь к Эвану, который обходит машину, чтобы подойти ко мне.
— Мы можем быть, — произносит он.
— Можем быть?
— Вместе. — Эван берет мою руку и поглаживает тыльную сторону ладони большим пальцем.
Я прислоняюсь к машине.
— Мы не можем снова сойтись только из-за моей беременности.
Эван остается рядом со мной, и я вспоминаю объятия прошлой ночью. Болезненная необходимость в нем не отпускает. От Эвана веет счастьем, которое у нас было, куртка не застегнута на мускулистой груди, к которой он столько раз меня прижимал.
— Я никогда не хотел расставаться. И сойтись хочу не по этой причине. Эта история не про меня, — говорит он.
— Давай не будем возвращаться к этому сейчас. Я не могу об этом говорить. Мне нехорошо.
— Мне кажется, мы должны. Это требует мужества, потому что ситуация нешуточная. Перестань снова отталкивать меня. — Его требовательный тон удивляет меня, но он прав.
— Ладно.
Он смещается в сторону, прислоняясь к двери.
— Во-первых, я хочу поговорить о Рождестве.
Я глубоко вздыхаю и закрываю глаза.
— Теперь все в прошлом.
— Нет, не в прошлом. До тех пор, пока ты не выслушаешь причину, по которой я уехал.
— Хорошо, только мне очень холодно на улице. — Мы идем ко входу в здание, и Эвану наконец выпадает шанс, которого он так ждал. Объяснить, что произошло в Рождество. История Люси, Эвана, Брэндона и Джейд. Он рассказывает ее быстро, словно зачитывает новости, и я знаю, что он отделяет себя от произошедшего.
На середине истории, я накрываю его руку ладонью, желая, чтобы он остановился. Я знаю, что этот Эван лучше, чем он думает, теперь я вижу потаенные уголки его души, о которых он рассказывал мне в прошлом году. И в этом пыльном углу сидит маленький мальчик. Два маленьких мальчика. Я наконец понимаю.
Он уехал не только из-за Люси. Причина была намного серьезнее, а я наказала его. Нас. Слезы так и рвутся на глаза, но за последние две недели я и так пролила слишком много. Что я делаю? Я все разрушаю.
— Жаль, что ты не рассказал мне об этом в Рождество, — шепчу я.