Нет, с*ка! Не уйдешь! Я тебе лично смертельную казнь устрою!
Осторожно кладу бесчувственную девочку на свой пиджак, пытаясь не ослепнуть от того что вижу, и как дикий гепард бегу за преступником.
Настигаю возле машины, ловким ударом отправляю на ржавый капот его убогого корыта, награждая щедрыми ударами по роже.
— Выродок! Ублюдок! Я бы тебя с удовольствием четвертовал, сжёг и закопал…
От мощных ударов, его харя уже становиться похожа на кусок кровавого стейка, но я не могу остановиться. Тварь давно потеряла сознание и даже не слышала, маты в свою честь. Очень жаль. Наверно, как и боль.
Клянусь, если бы слабый голосок Эмми меня не остановил, давно бы отправил ушлёпка в ад.
Моя крошка! Ей нужна помощь.
Оставляю мразь истекать кровью, вытираю разодранные руки о штаны, и возвращаюсь к своей несчастной девочке.
Вызываю скорую, копов. Крепко обнимаю малышку, прижимаю к груди, пытаясь хоть немного согреть, при этом крепко зажимаю сквозную кровоточащую рану в области плеча.
Девочка… Моя любимая… Она такая холодная. Как лед.
Господи! Детка, почему ты такая ледяная… Ты же не умрешь?
Нащупываю пульс. Есть. Но очень слабый.
Отчаянно молюсь. Умоляю ангелов дать моей крошке еще один шанс.
Потому что эта пуля предназначалась другому.
Не справедливо.
Жизнь дерьмо…
Я дерьмо…
Господи! Забери лучше меня.
Скорая приехала практически мгновенно. Беда в том, что детка потеряла слишком много крови, даже несмотря на то, что рана не смертельная, жизненно важные органы не пострадали.
Врачи с другими членами службы спасения окружают место происшествия, пытаясь предотвратить гибель пострадавшей.
— Спасите ее, черт побери! — хватаю одного из докторов за локоть с такой яростью, будто он причастен к происшествию.
Здоровяк (похоже это медбрат, только с внешностью олимпийского спортсмена) вырывается, но соблюдает предельное спокойствие:
— Мы делаем все возможное! Девушке нужна кровь. Но боюсь до больницы не доедем…
Вскрикиваю то ли от отчаяния, то ли от гнева и рву на севе волосы:
— Вашу ж мать! Она не должна умереть! Сделайте переливание, прямо сейчас!
— А какая у нее группа крови? — фельдшер хмурится, поглядывая в сторону машины, в которую погружают окровавленные носилки с моей девочкой.
— Не знаю я! — рычу в ответ, находясь на пределе безумного состояния, — Но это не важно! Мою возьмите, у меня первая.
— Не думаю, что это хорошая идея…
Хватаю трусливого недоумка за шиворот и хорошенько встряхиваю:
— У нас нет ни времени, ни запасных вариантов! Если не начнем действовать, мой самый дорогой человек погибнет! В данной ситуации терять нечего! В данном случае — нужно рисковать.
— Хорошо, попробуем! Но вы подпишите необходимые бумаги и возьмете на себя всю ответственность за процедуру.
Киваю, отпускаю медбрата, бегу к машине. Запрыгиваю в просторную колымагу с красными крестами на боковых дверях и сажусь напротив малышки.
Эмми лежит неподвижно. Ее прекрасное лицо покрыто жуткими ссадинами, бардовыми синяками, засохшей кровью. Кажется, девушка практически не дышит, но её ротик немного приоткрыт. Врачи надевают кислородную маску на изувеченное личико девушки, подключают какие-то приборы к пострадавшей, пытаются остановить кровотечение.
Носилки, пол… все в темно-бардовых кровавых пятнах.
Меня тошнит. В голове шумит. А на сердце болит.
С невыносимым сожалением смотрю на страшную рану в области плеча и на алую кровяную струйку, стекающую по обездвиженной руке, прямо на пол.
Ублюдок практически попал ей в сердце. Всего несколько миллиметров ниже — и она больше бы никогда не открыла глаза. Она бы ушла навсегда. А я… я бы однозначно последовал за своей девочкой, потому что не смог находиться в этом дерьмовом мире один! Без моего светлого ангела.
Даже, если бы наши миры разделились (мне достался ад, а ей — рай).
Клянусь! Согласился бы кипеть в котле вечность, лишь бы взамен позволили увидеть её хоть на минутку… хоть одним глазком.
Неосознанно, ноги подкашиваются, и я падаю на койку, напротив бесчувственной Эмми. Мне делают какой-то укол, укладывают полностью на кушетку, подключают аппарат для переливания крови.
Несколько секунд смотрю на малышку, а по щекам текут обжигающие слезы.
Пытаюсь дотянуться до её окровавленной руки, но такое чувство, словно меня цепями приковали к кушетке. Все же, вырываюсь из невидимых оков и хватаю хрупкую тоненькую ручку малышки. Это прикосновение обжигает. Но не как пламя, а как лед. Её рука, на ощупь, как кусок твердого льда.