— Кэти, мне действительно нужно идти. Мы можем поговорить об этом на...
— Тебе нужен кто-то, на кого можно опереться, кто-то, кто может... — Она с трудом сглатывает. — Думаю, что я могла бы быть именно тем, что нужно вам с Эллиот, Бен.
Я борюсь с желанием отшатнуться от ее слов. Я предполагал, что это будет неудобная просьба о ночном свидании или свидании за чашкой кофе, но от того, как она это сформулировала, у меня мурашки пошли по коже.
— Я ценю твою заботу обо мне и Эллиот, но у нас все в порядке.
Она хмурится.
— Но твое кольцо… Я полагала, ты готов двигаться дальше?
Не могу поверить, что собираюсь это сказать, но я представляю улыбку Эш, ее игру в динозавров с Эллиот, ее беготню по моему заднему двору с простыней, свисающей сзади из штанов, и улыбаюсь.
— Да. Я готов двигаться дальше.
— Это здорово! — Она тянется вперед, как будто хочет положить руку мне на грудь, но я отступаю назад, качая головой. — Ох...
— Мне жаль, Кэти. Между нами никогда ничего будет.
Она, кажется, искренне смущена.
— Если не я, то... — Выражение ее лица меняется, но только на секунду, прежде чем ее челюсть застывает. — О, я понимаю.
Знает ли она об Эшли и обо мне? Застать нас наедине в моем кабинете было бы недостаточно, чтобы заподозрить нас, не так ли?
— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. — В ее словах нет ни капли чувства.
— Спасибо. Теперь мне действительно нужно идти. — Я иду так быстро, как только могу, надеясь добраться домой раньше Эш и Эллиот.
Когда думаю о них, то легко забываю о Кэти.
ГЛАВА 22
БЕН
Я уложил Эллиот спать час назад и был благодарен, что она быстро заснула.
Проведенный день с Эшли, ее смех, ее заразительная непринужденность и то, как просто она ладит с моей дочерью, сделали почти невозможным держать руки при себе. За обедом я просунул руку под стол и проводил ею вверх и вниз по ее бедру, каждый раз поднимаясь немного выше. Дома мы включили фильм, и хотя Эллиот настояла, чтобы я лег с ней на диван, Эшли села на пол, откинувшись назад, чтобы я мог проводить пальцами по ее шелковистым волосам так, чтобы моя дочь этого не видела. Мы ходили за бургерами на ужин и играли в аркадные игры, пока у меня не кончились деньги.
День был долгим и веселым, и впервые за долгое время Эллиот, казалось, почувствовала вкус семьи.
Я так благодарен Эш за все, что она сделала сегодня для меня и моей дочери, что не мог дождаться, чтобы вернуться на диван и выразить свою признательность. Что подводит меня к настоящему моменту: мой рот на ее губах, моя рука под ее рубашкой, обхватывает ее грудь и теребит возбужденный сосок.
Девушка выгибается над диваном.
— У тебя такие умелые руки.
— Ты, кажется, удивлена. — Я смотрю на нее сверху вниз в темной гостиной, свет телевизора отбрасывает на нее голубое сияние. Ее рубашка расстегнута, лифчик спущен, груди выставлены на показ. — Ты самое великолепное создание, которое я когда-либо видел, Эш.
Я игнорирую укол вины, который испытываю, делая такой искренний комплимент другой женщине, кроме Мэгги, но это правда.
— Тебе не нужно льстить мне, чтобы залезть ко мне в штаны.
Я припадаю ртом к ее груди, на этот раз стараясь не оставлять никаких следов.
Она втягивает воздух и вздыхает.
— И умелый рот.
Я бы все отдал, чтобы попробовать ее на вкус, помимо всего прочего.
— Я хочу тебя в моей постели.
Ее тело напрягается рядом со мной, и я отрываю рот от ее плоти. Я знал, что нам придется разобраться с неловкостью, вызванной ее внезапным побегом в прошлый раз. Я засовываю ее груди обратно в чашечки лифчика и застегиваю несколько пуговиц на ее рубашке.
Встаю с дивана и протягиваю руку.
— Давай же.
— Мы можем остаться здесь…
Я хватаю ее за руки и поднимаю на ноги.
— Вау… или нет.
Она немного сопротивляется, когда я тащу ее в холл и мою спальню. Открываю дверь, включаю яркий верхний свет и провожу ее внутрь. Эшли замирает прямо посреди комнаты.
— Бен... — Ее взгляд обшаривает пространство, и я следую за ним, тоже оглядываясь, наблюдая, как ее глаза ищут фотографии Мэгги и не находят ни одной. Она поворачивается ко мне с печальным выражением лица. — Почему ты это сделал?
Я засовываю руки в карманы.
— Для тебя.
— Я не просила тебя делать это. — Почему у нее такой сердитый голос?
— Я знаю. Я сам хотел. — Еще раз оглядываю комнату. — Пришло время.
— Бен... — Она смотрит в пол. — Это неправильно. Тебе необязательно отказываться от Мэгги, чтобы повеселиться со мной.
Я отшатываюсь назад в обиде.
— Повеселиться с тобой? Это то, что, по-твоему, я делаю?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет. Не знаю. — Я веду ее к кровати, застеленной чистыми простынями, и сажаю ее. — Объясни, что ты имеешь в виду.
— Я не хочу, чтобы ты видел во мне угрозу тому, что было у вас с Мэгги.
— Почему нет? — Моя кожа нагревается, а спина напрягается. — Я хочу, чтобы ты видела во мне угрозу для каждого мужчины, с которым ты когда-либо была.
— Это другое дело. Мэгги — любовь всей твоей жизни. — Удар в живот. — Мать твоего ребенка. — И еще один. — Женщина, с которой будут сравниваться все другие женщины до тех пор, пока ты жив. Я не могу с этим конкурировать.
— Для такой чувственной натуры, как ты, ты очень невысокого мнения о себе.
Она этого не отрицает.
Я опускаюсь перед ней на корточки и кладу руки ей на колени. Раздвигаю их и опускаюсь на колени между ними. Обеими руками я держу ее лицо.
— Послушай меня, Эшли. Ты прекрасна как внутри, так и снаружи. Ты не можешь конкурировать с Мэгги, потому что она мертва. — Черт, было больно говорить это вслух, но это нужно было сказать. — Я хочу тебя. И мне все равно, сколько раз в день мне придется напоминать тебе, я буду продолжать это делать, пока ты тоже в это не поверишь.
Ее глаза блестят от слез, но она позволяет мне свести наши губы вместе, и мы долго целуемся. Не спешим переходить к другим вещам, просто погружаемся в объятия друг друга и впитываем принятие.
— Где они? — говорит она мне в губы.
— В коробке.
Ее глаза закрыты, и она кивает.
— Все?
— Одна в ящике в моей ванной. — И мне стыдно это признавать, но она заслуживает правды.
Ее улыбка дрожит.
— Могу я теперь уложить тебя в свою постель?
Уже скинув туфли в гостиной, девушка в своей белой рубашке на пуговицах и черных кожаных леггинсах, которые я отчаянно пытался снять с нее весь день.
— Могу я предложить тебе что-нибудь более удобное для сна? — спрашиваю я.
— Ты настолько убежден, что я соглашусь, да?
— На самом деле, как раз наоборот. — Я достаю из ящика пару боксерских трусов и старую футболку и протягиваю их ей. — Я очень... не уверен в этом.
— Значит, все эти поцелуи и прикосновения — просто одно большое массированное поддразнивание? — Она улыбается, снимая рубашку и расстегивая лифчик.
Время останавливается, когда она поднимает руки, и ее тяжелые груди колышутся, когда девушка натягивает на них мою футболку. Я моргаю и качаю головой.
«Самоконтроль, Бен».
— Став пастором, я дал несколько довольно важных и конкретных обетов. — Я беззастенчиво смотрю, как она стягивает свои кожаные штаны с ног. Позаимствованная футболка спадает до колен, так что я не вижу, какого цвета у нее трусики и надеты ли они вообще.
— Воздержание?
— Хм? — Я тупо смотрю на нее.
Она хихикает.
— Ты не можешь заниматься сексом, если не женат?
— Верно. — Если бы я мог заглянуть в будущее тогда, я бы отказался от работы пастора и занялся строительством. Никогда бы не подумал, что окажусь в своей комнате с сексуальной, почти голой женщиной, которая не является моей женой. Когда давал свои пасторские обеты, я был женат и думал, что буду женат вечно. — Никакого секса.