Выбрать главу

Я сделал работу, и мне заплатили за нее деньги, и это были честные деньги.

Это просто невероятно, подумал я. В следующий раз я смогу заработать еще пять долларов! Боже правый!

Неужели так живет весь остальной мир?

Когда приехал отец, я показал ему пятерку, справедливо ожидая, что он порадуется моему достижению. Вместо этого он пришел в ярость, накричал на Теда и потребовал у него объяснить, о чем он вообще думал. Отец сказал, что я не должен думать, что буду получать деньги за то, что помогаю своей семье, даже если буду по-настоящему много работать. На самом же деле отец просто боялся, что ему тоже надо будет платить мне, если он станет брать меня с собой на работу. Так оно в дальнейшем и было.

Я БЫЛ В ПОЛНОМ ВОСТОРГЕ И НИКОГДА НЕ ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ БОЛЕЕ СЧАСТЛИВЫМ. БОЛЕЕ ТОГО, ЭТИ ДЕНЬГИ НЕ БЫЛИ ПОДАРКОМ ИЛИ АКТОМ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ, Я ИХ ЧЕСТНО ЗАРАБОТАЛ.

Мне пришлось отдать деньги, после чего мы сели в машину и поехали домой. Я старался не плакать, да и вообще всем видом показывал, что ничего не случилось. Я давно научился скрывать свои эмоции, особенно от отца, который всегда выворачивал все против меня. Я уже начал понимать, что он так делает постоянно. И это была лишь малая толика.

Если к его приезду обед не был готов, он бил мать, называя ее лентяйкой, для него это был предлог, чтобы уйти из дома и напиться. Если обед все же был готов, он заявлял, что еда ему не нравится и бросал тарелки с едой в стену, а потом обвинял мать в том, что она устраивает в доме свинарник, и угрожал, что, если к моменту его возвращения в доме не будет убрано, то ей будет еще хуже. Если мать жаловалась или выглядела так, будто может пожаловаться, он бил ее снова. И я говорю вовсе не про один удар или там толчок, или пощечину. Он бил мать, нанося удар за ударом, со всей силы. Он бил ее по лицу, по голове, по плечам, в грудь и по спине, сбивал на пол и продолжал бить ногами.

Если попадалось что-нибудь под руку, например сковородка или ботинок, он использовал это в качестве оружия, он вкладывал в удары всю свою силу, а если мать начинала плакать, он кричал, что «Я тебе покажу, из-за чего стоит поплакать», и продолжал избивать.

Вся беда была не в том, что отец был таким буйным, нет, ему просто надо было постоянно кого-то унижать. Если в холодильнике было несвежее мясо, он с силой пихал его матери прямо в лицо, если молоко скисало, он выливал его ей на голову за то, что она якобы пыталась отравить его. Еда часто была несвежей, потому что он неделями не вывозил мать в магазин за покупками, а ей самой запрещалось ездить в магазины, которые находились далеко от дома, так как и машину водить ей тоже было нельзя. По сути, она находилась в заточении, а он был надзирателем.

Почти каждую ночь отец заявлялся домой сильно хорошо за полночь пьяным и вытаскивал нас из кроватей, чтобы мы смотрели, как он бьет мать. Он хотел, чтобы мы видели, сколько несчастья и горя она ему принесла, чтобы мы поняли, каким гадким и никчемным человеком она была. Отец хотел убедить нас в том, что она сама была виновата в этих зверских избиениях и что она действительно заслужила такое отношение. Мне было десять, а сестрам – четыре и три года. Всю свою жизнь отец заставлял нас смотреть, как он бьет нашу мать и издевается над ней каждую неделю, а то и каждый день, показывая нам, что такое настоящая жестокость.

Я не любил мать, я всегда помнил тот случай на крыше. В нашей семье любви вообще не существовало, никто никого никогда не любил, даже себя. Но я ненавидел отца за то, что он делал каждую неделю: за кровь, за крики, за пьяные избиения и издевательства.

ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ ОТЕЦ ЗАСТАВЛЯЛ НАС СМОТРЕТЬ, КАК ОН БЬЕТ НАШУ МАТЬ И ИЗДЕВАЕТСЯ НАД НЕЙ КАЖДУЮ НЕДЕЛЮ, А ТО И КАЖДЫЙ ДЕНЬ, ПОКАЗЫВАЯ НАМ, ЧТО ТАКОЕ НАСТОЯЩАЯ ЖЕСТОКОСТЬ.

Перерыв наступал только тогда, когда отец приходил домой в хорошем настроении после удачной попойки. Он мог принести с собой пиццу, которая часами лежала у него в машине. Нам приходилось есть ее, иначе своим отказом мы могли спровоцировать очередное избиение. В таком настроении отец мог быть разговорчивым и сентиментальным и пытался завоевать нашу симпатию, плетя сказки про поездки на отдых, путешествия и подарки.

К утру следующего дня он напрочь забывал о своих обещаниях, а если мы наивно напоминали ему о них, то начинал все отрицать, а потом срывался на крик, говоря, что мы просто сосем из него кровь. По его словам, мы должны были быть благодарны ему только за то, что на столе есть еда и что мы живем не на улице. Он обвинял нас в том, что мы едим каждый день и носим одежду, которую он должен нам покупать. На самом деле у нас у всех было очень мало одежды, в основном из секонд-хендов, и мы меняли ее только тогда, когда старая одежда начинала распадаться на отдельные волокна.