Вскоре после нашего отъезда в Ньюарке началось восстание, одно из самых крупных за всю историю страны. Несколько районов города полыхали в пожарах. Когда насилие сошло на нет, страна снова спокойно вернулась к своим любимым «Лесси», «Красавчику Бену» (Gentle Ben), диснеевскому «Прекрасному миру цвета» (Wonderful World of Color) и «Бонанзе», как будто ровным счетом ничего не случилось. В стране почти ничего не изменилось, а выводов было сделано еще меньше. Конфликтовавшие стороны оказались не в состоянии понять друг друга.
В то время я думал: когда-нибудь я напишу о людях, которых заставили прочувствовать, как живут, думают и действуют другие люди, чтобы они поняли, что мы не такие уж и разные. Все мы хотим одного и того же: счастья, любви, чтобы наши жизни что-то да значили. Об этом можно написать интересную историю.
И эта история была написана, но гораздо позже, через несколько десятков лет. Я назвал ее «Восьмое чувство».
Глава 10
Мишени и возможности
Ко времени нашего очередного переезда я сформулировал гипотезу о Стремном Дерьме, которая гласила, что в каждом городе обычно присутствовало одно или два проявления действительно Стремного Дерьма, больше не выдержал бы ни один город.
Бывали и исключения, как, например, в Коллинспорте из «Мрачных теней», где индекс Стремного Дерьма просто зашкаливал, но там были и вампиры, и оборотни, и злые колдуньи, и призраки, и путешествия во времени, и чудовище Франкенштейна, и так далее, и так далее.
Обычный ребенок, проживавший в обычном районе обычного городка, мог получить Монашек-убийц из космоса или Охоту на голубей к обеду, или даже фриков из района Скид-Роу, но он не мог получить абсолютно все и сразу. Переезды из одного места в другое, в каждом из которых было полно своего Стремного Дерьма, означали, что я был подвержен кумулятивному эффекту воздействия на меня ИСД (индекса Стремного Дерьма), который превосходил допустимый уровень во много раз. То, что мы селились в городских трущобах, где это самое Стремное Дерьмо и обитало в поисках, кого бы сожрать, конечно же, тоже сыграло свою роль в этом уравнении.
Поэтому я с нетерпением ждал того, что ожидало меня в следующем месте.
После Ньюарка маленький провинциальный городок Матаван, что в штате Нью-Джерси, с населением, которое на 90 процентов составляли белые, произвел на меня настоящий шоковый эффект. Здесь, в домах с широкими лужайками, каждый из которых был предназначен для одной семьи, жили представители среднего класса. В новых коттеджах с садиками селились молодожены. Все они представляли собой тесно связанное между собой сообщество довольных собой людей, где девочки и мальчики младшего возраста вступали в отряды скаутов, и весь городок пустел, когда горожане собирались на матчах Младшей лиги по софтболу, на церковных службах или чтобы посмотреть на праздничный салют. Все они знали друг друга и в лицо, и по именам.
Наш дом на Саттон-драйв находился в самом конце проезда, который украшали цветочные клумбы и ухоженные лужайки. Вход в дом был обозначен колоннами слева и справа. Он был оборудован кондиционером и электрическим отоплением. Впервые в жизни у меня теперь была собственная комната. Годами мы жили в лачугах и дешевых квартирах без отопления, и теперь смотрели на ожидавшие нас хоромы с таким восторгом, который обычно испытывают только-только прибывшие на Запад беженцы из Советского Союза. Все выглядело прекрасно и даже слишком прекрасно. Я постоянно ждал, что какое-нибудь местное Стремное Дерьмо все-таки вынырнет из тени и обрушится на меня.
– Ты должен быть счастлив, – сказала мать, заметив, что я чем-то озабочен. – Почему ты не улыбаешься?
Я не ответил, она все равно бы не поняла.
Мне было двенадцать, но даже я узнал сразу венерину мухоловку, когда увидел это растение первый раз в жизни.
В то время, пока днем отец и его партнер были заняты обустройством своей фабрики на краю города, я отправлялся на длинные прогулки по густым лесам и оврагам, которые окружали Матаван. Чёрч-стрит и Абердин-авеню вели в небольшой деловой центр города, где продавали гамбургеры и пиццу, а еще там был магазин, где я нашел пластинки, комиксы и подержанные научно-фантастические книги по цене десять центов за штуку. К несчастью, отец понял, что мелочь, которую он оставлял в комоде, имела особенность по ночам таинственно исчезать, и принял меры, поэтому, чтобы утолить свой книжный голод, я шнырял по городу в поисках бутылок из-под газировки, которые сдавал по два цента за штуку. Мне было все равно, что люди могли увидеть, как я копаюсь в мусорных баках или собираю что-то на обочинах дорог. Единственным, что имело значение, было то, что за пять пустых бутылок я мог открыть себе доступ к книгам Хайнлайна, Эллисона, Брэдбери или Азимова.