– Я думал, что имею право знать! – оскорблённо проныл он.
– Гарион!!
– Ладно-ладно, я сплю, но только считаю, что ты не очень-то честна во всём этом деле. Тётя Пол глубоко вздохнула.
– Ну хорошо. Пойми, я не думаю о замужестве и серьёзно сомневаюсь в том, что когда-нибудь выйду замуж и без того слишком много важных дел. И неотложных.
– Не беспокойся, тётя Пол, – прошептал Гарион, решив утешить её. – Вот вырасту и женюсь на тебе.
Тётя рассмеялась, искренне, весело, и мальчик протянул руку, чтобы коснуться её лица в темноте.
– О нет, мой Гарион. Тебя ждёт другая жена.
– Кто? – удивился он.
– Узнаешь, – таинственно ответила тётя. – А теперь спать.
– Тётя Пол!
– Ну?
– Где моя мать?
Этот вопрос Гарион уже давно собирался задать тёте. Последовало долгое молчание. Наконец тётя Пол вздохнула:
– Она умерла.
Гарион почувствовал такую душераздирающую скорбь, клещами сжавшую сердце, что не удержался и зарыдал.
Тётя тут же оказалась у его постели, обняла и прижала к себе. Долгое время спустя, уже после того как она уложила его в свою постель и слёзы наконец высохли, Гарион, всё ещё всхлипывая, пробормотал:
– Какая она была, моя мама?
– Светловолосая. Очень молодая и очень красивая, с голосом как колокольчик. Она была так счастлива!
– И любила меня?
– Больше, чем ты можешь представить себе.
Тогда Гарион снова заплакал, но в слезах его была уже не чёрная скорбь, а светлая грусть о той, которую он никогда не видел. Тётя Пол по-прежнему прижимала мальчика к себе, пока он не заснул.
На ферме Фолдора жили и другие дети, что было вполне естественным для большой общины в шестьдесят человек. Подростки работали, но ещё трое, кроме Гариона, малышей сновали повсюду, где заблагорассудится. Они и стали его друзьями и товарищами по играм.
Самого старшего звали Рандориг. Он появился на свет за два года до рождения Гариона. Но Рандориг не верховодил друзьями, потому что был арендом, не отличался остротой ума и охотно уступал младшим.
Королевство Сендария, в отличие от других государств, населяли выходцы из многих племён: Чиреки, олгары, драснийцы, аренды и даже значительное количество толнедрийцев. Все эти чужеземцы успели многократно пережениться между собой и ничем не выделялись из коренных сендаров. Аренды, конечно, отличались неудержимой храбростью, чего, к сожалению, нельзя было сказать об их уме.
Вторым приятелем Гариона стал Дорун, маленький, проворный мальчишка, в жилах которого текла кровь столь многих племён, что только его и можно было считать истинным сендаром. Главной особенностью Доруна было то, что он никогда не стоял на месте и не мог ходить, только бегал. Язык его, как и ноги, тоже не знал покоя: Дорун говорил без остановки, очень быстро, и постоянно был чем-нибудь возбуждён и взволнован.
Несомненным главарём этой дружной компании была девочка, Забретт, золотоволосая фея, изобретавшая все игры, сочинявшая прекрасные сказки, вечно подбивавшая сорванцов красть для неё яблоки и сливы из сада Фолдора. Она правила мальчишками, как маленькая королева, сталкивая их друг с другом, провоцируя на драки. Забретт была совершенно бессердечным созданием, и все трое порой ненавидели её, хотя не могли устоять перед малейшим её капризом.
Зимой они катались на досках со склона холма за домом и возвращались домой, мокрые, облепленные снегом, с красными руками и пылающими щеками, уже к вечеру, когда зимнее солнце отбрасывало багровые тени на белое покрывало; а если кузнец Дерник объявлял, что лёд достаточно толстый, часами скользили по замёрзшему пруду неподалёку от дороги на Верхний Гральт. Когда же стояли сильные морозы или дожди и тёплый ветер превращали снег в грязное месиво, а лёд на пруду подтаивал, они собирались на сеновале и прыгали с настила в мягкое сено; соломинки набивались в волосы, а травяная пыль – в ноздри.
Весной дети ловили головастиков, утопая в грязи, покрывавшей берега пруда, взбирались на деревья, глядя в немом удивлении на крохотные голубые яички в круглых гнёздышках, снесённые прилетевшими птицами.
И конечно, именно Дорун как-то прекрасным весенним утром свалился с ветки и сломал руку, потому что Забретт подговорила его взобраться как можно выше на дерево, росшее у самого пруда, и поскольку Рандориг только и мог, что стоять в оцепенении, тупо глядя на искалеченного друга, а Забретт убежала ещё до того, как Дорун коснулся земли, Гариону пришлось срочно принимать решение. Несколько минут он мрачно думал, что делать: юное личико под гривой волос песочного цвета стало серьёзно-сосредоточенным. Рука была явно сломана, и Дорун, бледный, испуганный, изо всех сил закусил губу, чтобы не разрыдаться.
Краем глаза Гарион уловил какое-то движение и быстро поднял голову.
Мужчина в тёмном плаще сидел на большом чёрном жеребце, внимательно наблюдая за происходящим. Глаза их встретились – мгновенный озноб охватил Гариона. Он понял, что уже видел этого человека раньше, что тот присутствовал в его мыслях, всегда молчаливый, мрачный, неотступно следящий за мальчиком. И было в этом безмолвном испытующем взгляде что-то вроде злобного любопытства, смешанного ещё с каким-то чувством, отдалённо напоминавшим страх. Но тут Дорун застонал, и Гарион повернулся к нему. Осторожно закрепив руку товарища своим верёвочным поясом, он вместе с Рандоригом помог бедному мальчишке встать.
– Мог бы по крайней мере хоть помочь нам, – неприязненно заметил Гарион.
– Кто? – удивился Рандориг, оглядываясь по сторонам. Гарион обернулся, чтобы показать на человека в тёмном плаще, но всадник исчез.
– Никого не вижу, – сказал Рандориг.
– Больно! – простонал Дорун.
– Не волнуйся, – утешил Гарион. – Тётя Пол тебя вылечит.
Так и случилось. Когда троица появилась в дверях кухни, тётя Пол сразу же поняла, в чём дело.
– Ведите его сюда, – приказала она спокойно, ничуть не взволновавшись.
Поставив бледного дрожащего мальчика на табуретку около одной из печей, тётя Пол заварила травы, хранящиеся в глиняных горшках на полке чулана.
– Пей, – приказала она Доруну, протягивая дымящуюся кружку.
– От этого моя рука станет целой? – спросил Дорун, подозрительно глядя на омерзительно пахнущее варево.
– Молчи и пей, – скомандовала тётя Пол, выкладывая на стол несколько тонких досточек и холщовых полосок.
– Фу, какая мерзость, – пробормотал, скривившись, Дорун.
– Так и надо, – ответила тётя. – Ничего не оставляй. До дна!
– Больше не могу! – простонал Дорун.
– Прекрасно! – угрожающе прошипела тётя Пол и, отодвинув дощечки, сняла с крючка длинный острый нож.
– Что ты собираешься делать? – дрожащим голосом спросил Дорун.
– Раз не хочешь пить лекарство, придётся отрезать руку.
– Отрезать?! – вытаращив глаза, завопил мальчишка – Да, примерно в этом месте, – коснувшись кончиком ножа локтя, пообещала она.
Дорун со слезами на глазах залпом проглотил остаток жидкости и через минуту уже клевал носом, чуть не падая со стула. Только когда тётя Пол соединила концы сломанной кости, мальчик закричал, но почти тут же опять заснул.
Тётя Пол о чём-то тихо поговорила с перепуганной матерью Доруна и велела Дернику отнести его в постель.
– Ты ведь не отрезала бы ему руку? – спросил Гарион. Тётя бесстрастно оглядела его.
– Ты думаешь? – ответила она, и Гарион почувствовал, что уже вовсе не так уверен в том, была ли угроза нарочитой.
– Думаю, не мешает перемолвиться словом-другим с мистрис Забретт, – добавила она – Забретт убежала, когда Дорун свалился с дерева, – пояснил Гарион.
– Найди её.
– Но она спряталась, – запротестовал мальчик. – Всегда убегает, если что-то неладно. Даже не знаю, где искать.
– Гарион! Я не спрашивала, знаешь ли ты, где искать Просто приказала пойти и привести её ко мне.
– А если она не пойдёт? – заупрямился мальчик.
– Гарион!