— Пятнадцать минут десятого — отвечает бравый ветеран.
— А может двадцать один час пятнадцать минут?
Потесов смотрит на меня, смотрит в иллюминатор. А там светло — белые ночи. Смачно ругается и уходит в каюту.
— В отпуск тебе пора — кричу я ему в след — заработался.
15.09.2009
«Одеколон — не самогон»
Одеколон — не самогон. Его с умом варить надо.
Теплоход «Уильям Фостер» подходил к порту Момбаса. Второй помощник собирал по всему пароходу пустые пузырьки из–под одеколона. Или похожие. На вопрос зачем — честно отвечал — потом узнаешь. Но шила в мешке не утаишь, как говаривал курсант Козлов, получая новые брюки в баталерке.
Мне не спалось. И в пять утра я решил попить чайку. Из буфетной я услышал стук стекла на камбузе. Стук стекла в принципе интересует любого моряка, тем более ночью, после двух месяцев рейса.
А вдруг?
Резко распахнув дверь камбуза, я обнаружил второго помощника. Воровато жмурясь, он прикрыл рукой поднос. На подносе стояла батарея бутылочек. Он их наполнял темной, синей жидкость. Жидкость варилась в котле. Слабо пахло лавандой.
Напевая: «Лаванда, горная лаванда…» я подошел к плите и вопросительно кивнул на поднос. Второй мучительно и жарко зашептал:
— Только ни кому не говори, это я одеколон варю. Для туземцев.
— Но зачем? — я ничего не понимал
— Как зачем? Для натурального обмена. Ты что, не знаешь? Дикий? Первый раз в Африке?
Пришлось признаться, что первый.
— Слушай сюда, деревня. — учил меня второй — в порт придем, на борту появятся разные менялы. Будут менять кофе, поделки разные.
— На что? — тупил я.
— Да на все. На мыло. Биг соп. Литл соп. На одеколон. Пафрюм.
Последнее слово второй выговорил с придыханием и нежно.
— Понял, село?
— Понял — сказал я и посмотрел на его сокровища.
— Ну — ну — заерепенился второй помощник — иди, сам чего–нибудь придумай.
— Дай хоть посмотреть — попросил я.
— На — второй с гордостью протянул мне флакон.
Я немного прыснул синей жидкости себе на ладонь. Жидкость не пачкала и отдавала лавандой.
— Секретный рецепт. Пахнет и не пачкает — с гордостью сказал второй — ну ладно, ладно, иди, не отвлекай. У меня еще дел полно. И после вахты отдохнуть надо.
С огромным чувством собственной не полноценности я побрел в каюту. Окинув взглядом убогое убранство практикантской каюты я понял, что не готов к встрече с Африкой. В каюте был полный голяк. Не было даже коврика. Из–под койки мрачно выглядывал огромный черный чемодан без ручки. Я беззаботно пнул свой чемодан и завалился спать.
24.05.2009
«Одеколон — не самогон. Продолжение. Чемодан без ручки»
Так вот. Чемодан без ручки оказался круче любого самопального одеколона. Когда на вторые сутки, по приходу в Момбасу, меняльный запал у всех поутих, я вынес на палубу свой огромный, черный чемодан без ручки. И сел на него. Первым застонал черный стивидор, стоящий у трапа. Он предложил двух килограммовую банку растворимого кофе. Я хмуро молчал. Второй негр, отпихивая первого, стал совать мне в руки два покрытых лаком панциря черепахи и статуэтку под цветистым названием «дерево жизни». При этом он бил себя кулаком в грудь и на хорошем русском говорил:
— Махмуд комсомолец!
Через десять минут вокруг меня бурлило. Чемодан без ручки оказывал на ниггеров какое–то магическое действие.
В результате, на зависть самым крутым ченчилам нашего экипажа, я продал свой чемодан за деньги. За шестьсот местных шиллингов. Для справки — бутылка местной водки с удивительным названием «VOLGA» стоила шесть шиллингов.
23.10.2009
«Одеколон — не самогон. Часть третья»
Но. Как говорится, всегда найдется кто–то круче тебя.
Мы уже давно шли Индийским океаном. Судовая жизнь вошла в привычную, размеренную колею, прерванную диким воплем первого помощника со шлюпочной палубы.
— Караул — орал он — убивают!!!
Для тех, кто не знает — в стародавние времена, на флоте была такая должность — первый помощник капитана. Он был призван блюсти наш моральный облик и руководит политической жизнью. А еще он был узаконенным бездельником — вахт не стоял и к судовым работам не привлекался. Наш был тихоня, особо не допекал. Раз в неделю лекцию прочтет о ядерной войне с империализмом. И пока. До следующего понедельника. Одна у него слабость была — он, после заката, любил быстрым шагом погулять по шлюпочной палубе. То ли с гиподинамией боролся, то ли ему так лучше думалось о судьбах марксизма–ленинизма.