- Арргх! - неожиданно вырвалось у меня. - Гхнамм!.. Арр!..
Пальцы госпожи Алкуины на моих плечах дрогнули.
- Что?.. Что вы сказали?
- А? - Я посмотрел на нее невинным взором. - Понятия не имею, дорогуша.
- Это что-то... - Она метнулась глазами к своей ученице, к Мурзику. Что-то древнее... непонятное...
- Это как-то связано с родовым проклятием? - быстро спросил я.
- Не знаю... Откуда у вас это?
- Если бы я знал... Однажды я пришел домой усталый, заснул и во сне говорил на этом языке. Мой раб записал мою речь на пленку. Потом я несколько раз слушал, но не мог разобрать ни слова.
- Странно, - промолвила она. Теперь в ее низком голосе не было ни придыханий, ни деланной задушевности. - Нет, это действительно странно. Я видела в картах, что ваш кармический путь не похож на другие. Карты говорили о великом прошлом, об очень великом прошлом... О древней крови... Нет, не той, что течет в ваших жилах, хотя вы, несомненно, старинного и очень хорошего вавилонского рода... Друг мой, чтобы определить это, не нужно карт, достаточно взглянуть на линии вашего рта...
Я польщенно улыбнулся.
- Нет, - продолжала госпожа Алкуина. Она прошуршала парчой и уселась напротив меня в кресло. В ее пальцах откуда-то появилась дешевая папироска, из тех, что курят работяги. - Нет, я говорю не о крови вашего нынешнего воплощения, лейкоцитах-эритроцитах. Я говорю о крови духа, об ахоре.
- Простите?
- Ахор - кровь богов. - Снова тонкая улыбка. В три затяжки она съела папироску, придавила окурок о серебряный подлокотник. На окурке остался жирный след помады. - Ахором у нас принято называть ту духовную субстанцию, которая заменяет кровь. Несет в себе генетический код души, знаки ее древности, ее благородства... Ваш ахор говорит о происхождении едва ли не божественном... Я не поверила картам. Да, впервые в жизни я не поверила картам. Но вы - вы поверьте. Карты никогда не лгут...
Девушка-мальчик скрестила руки под воротником, задрав соски. Уставилась в пустоту. Замерла.
Я кивнул на нее и спросил госпожу Алкуину:
- Я могу с ней переспать?
- Нет, - спокойно ответила госпожа Алкуина.
- Жаль, - сказал я.
Лицо девушки осталось совершенно бесстрастным.
- Сколько я вам должен, госпожа Алкуина? - спросил я.
- Я работаю не для денег, - сказала госпожа Алкуина. - Но когда дают - не отказываюсь. Таковы наши правила.
Я дал ей десять сиклей ассигнациями. Она не притронулась к деньгам, кивком велела положить на стол. Придавила подсвечником. Восковая фигурка догорела. От нее осталось только неопрятное пятно.
Я поцеловал руку госпожи Алкуины, встал. Девушка-мальчик придержала штору, открыла перед нами дверь.
Я вышел в коридор и наткнулся на бабку. Та копалась в шубах, рухнувших с вешалки. Пыталась водрузить их на место. Шубы падали снова и снова, обдавая бабку пылью, молью и трухой.
Завидев нас, старуха выпрямилась и разразилась длинной бранной тирадой. Девица не осталась в долгу и вступила в склоку. Затем они вцепились друг другу в волосы.
Мурзик хотел остаться поглядеть на драку, но я уже выходил из квартиры, и раб поплелся за мною следом.
Я был зол на него за всю эту историю. После слов госпожи Алкуины мне сделалось совсем худо. Теперь я точно знал, что где-то поблизости может оказаться невидимый "гад", буде он вырвется из серебряного сосуда. Передвижения гада не отследить, а он того и гляди снова вопьется в мой загривок. "Пятый уровень". Интересно, где это?
Я потер шею. На ощупь ничего не обнаружил.
И дыры в биополе... Красные... Пульсирующие... Нет, она сказала светящиеся... Мне было зябко, как будто я зимой в одних трусах вышел на набережную Евфрата. В дыры ощутимо задувал ледяной ветер. Это был космический ветер. Или ветер тысячелетий.
Ахор неприятно стучал в висках. Хотелось выпить и одновременно с тем хотелось выпороть раба.
Я решительно свернул на Пятую Хлопковую, где располагался центральный городской экзекутарий. Одно время, после мятежа мар-бани, когда в Великом Городе расплодилось множество мелких кооперативных лавочек, появились и частные рабопоролища, но государство, этот хищный бык Ваал, быстро смекнуло что к чему. Порка рабов, особенно после мятежа, приносила неслыханные сверхприбыли. Дело это было настолько доходным, что Вавилонская администрация не поленилась разогнать частные поролища и особым указом - через парламент протащила! - объявить порку рабов государственной монополией.
Центральный экзекутарий был оснащен новейшим оборудованием - отчасти отечественными разработками, отчасти выписанными из дружественного Ашшура.
Мурзик, не подозревая о том, куда я его привел, открыл передо мной тяжелую респектабельную дверь с блестящей медной ручкой. Мы поднялись по мраморной лестнице и оказались в вестибюле.
Я приник к регистрационному окошечку, оставив Мурзика изумленно таращиться на себя в блестящее серебряное зеркало. Из окошечка показалась строгая старуха.
- Первое посещение? - спросила она неожиданно любезно. И придвинула к себе пухлый регистрационный журнал.
- Первое.
- Имя, адрес.
Я назвал.
- Имя поромого?
Я не знал имени Мурзика. Я сразу дал ему кличку. О чем и поведал строгой бабушке.
- Мурзик, - повторила она, вписывая, и снова подняла ко мне взгляд. Два сикля обследование и диагностика, один сикль три лепты - медицинское заключение, пять сиклей - услуга и четверть быка - налог на себестоимость.
Я заплатил. Она выписала мне квитанцию об уплате, дала круглый железный ярлык с грубо выбитым номером "18" и показала по лестнице наверх.
- Лаборатория - на третьем этаже, порольня-автомат - там же по коридору налево.
- А что на четвертом? - заинтересовался я. Пока что чисто теоретически. На всякий случай.
- Кастрационный зал и пыточная. Но там другие расценки. Работа ручная, подход индивидуальный. Необходимо сделать предварительный заказ.
- Намного дороже?
- Существенно. - Она с сомнением поглядела на Мурзика. - Вам ведь это пока что не нужно?
И улыбнулась еще раз, показав длинные желтые зубы.
Я кивнул Мурзику и стал подниматься по лестнице.