Потом возник какой-то боковой проход между двумя очень высокими скалами, он вел в очень узкий залив, оттуда вода выносила еще больше крови, чем было на… фарватере, которым Ростик сейчас двигался. И еще оттуда пахло большим количеством металла — один из складов оружия, решил Рост, чтобы не тащить издалека в случае нападения.
Скоро открылась здоровенная «поляна». Тут уже пахло едой. Молодцы океанские все-таки, решил Ростик, ведь ясно же, что загоняли сюда косяки из моря, чтобы местным было чем кормиться. Рыбы тут было очень много, вот только еще немало имелось и крабов. Рост вспомнил, что в шхерах Скандинавии на Земле тоже водилось очень много крабов, у викингов в старину даже такая казнь имелась — привязывали человека к столбу, и во время прилива крабы объедали его живьем. Почему-то вот вспомнилось…
Впрочем, викрамы и крабов любили, не стесняясь тем, что они были падалыциками. Интересно, продолжал размышлять Ростик, хотя уже пора было бы включаться в сражение, кипевшее впереди, будут ли заливные питаться этими крабами, которые уже пировали над телами павших океанских рыболюдей? Наверное, будут, ведь люди тоже едят, например, сомов, а те такие же падалыцики…
Впереди случилось что-то очень плохое. Самарха не выдержала, бросилась вперед, а вот он не сумел. Потому что все еще осматривался, ведь общее сражение разбилось на несколько отдельных боев… По крайней мере, вода пахла выстрелами сразу в нескольких направлениях. Все-таки пошел за Самархой.
Та вернулась, прежде чем он догнал ее, издалека прокричала:
— Рындин погиб. Кто-то из этих смышленых… — дальше что-то малопонятное, но не очень привлекательное, — подошел к нему сзади и проткнул копьем в пологе.
— Как погиб? — Рост даже это не сразу понял, настолько был отключен от действительности.
А когда понял, заголосил так, что его было слышно, наверное, даже в устье реки, вытекающей из Гринозера:
— Всем касаткам — назад!
Но в этом уже не было смысла. Касатки, то ли под воздействием эмоций своих наездников, то ли сами по себе, дрались так. что Рост отчетливо чувствовал в сознании их боевое напряжение. И жестокость, внезапную и сильную, как лавина в горах.
Он заметался, пробуя их удержать, как-то вернуть себе контроль над их поведением… Нет, ничего не получалось. Тогда он попробовал действовать самостоятельно.
Первым делом он прикрыл местных самок с детенышами от не в меру разбушевавшейся стаи стрелков, которые уже вознамерились всех перестрелять… И успел вовремя, заливные его поняли, отошли в сторону, а самки, прикрывая собой крохотных викрамчиков с еще не вполне оформившимися лицами, потянулись к выходу из фьорда.
Еще дважды ему удалось проделать это, прежде чем он, как и Самарха, добрался до того места, где погиб Рындин. Он даже нашел его. Его касатка, обливаясь кровью, лежала на дне, слабо шевелясь, но уже умирая. И умирала она не потому, что захлебнулась, и не потому, что ее слишком сильно изрезали океанские викрамы, она умирала от того, что кто-то в упор, раз пять или больше, прострелил ей голову из ружья. По ранам было понятно, что выстрелы были слабее и тоньше, чем из их, выращенных Зевсом ружей, но в упор, поэтому они и добили гиганта.
Потом кто-то издалека, так, что звук даже как-то немного отражался от скал и берегов, доложил:
— Они тут сдаются, командир.
— Не добивать их! — заорал Ростик. — Выпустить без ружей… Главное — ружья!
— Другого-то оружия вокруг много, они на отходе его столько соберут… — кажется, это была Вика.
— Не добивать, приказываю!
Мимо прошел еще один косяк океанских, теперь среди них были даже солдаты, их можно было определить по доспешным пластинам и общему виду. И пахли они иначе — страхом за тех, кого не сумели защитить, и сломленным гневом побежденных солдат.
Спустя пару часов совершенно неожиданно и очень нелепо погибла, атакуя какое-то нагромождение стен и пещер под ними, Вика Бабурина. Было непонятно, что ее туда понесло. На этот раз Рост оказался далеко, заливные викрамы пробовали вытащить ее из боя, но когда вынесли, она уже умерла. Что будет с ее касаткой, Ростик не понял, она могла и выжить, хотя пока была немногим лучше, чем мертвая. Видимо, гибель наездника превращала гиганта в марионетку, у которой разом обрезали все нити, или даже во что-то более скверное… Ведь в отличие от марионеток, гиганты были живыми.