— Кроме одного, деточка, кроме одного, — перебил ее Ярошевич. — Необычным был сам препарат. И если вы помогали Сухорукову… лучше бы вам об этом особо не распространяться. Как бы такая помощь не стоила вам места в аспирантуре.
— Я вам не деточка! — вспыхнула Минаева. — Не смейте меня так называть. Это по́шло, слышите! И не запугивайте, я не из трусливых.
— Ну что вы, право… — огорченно развел руками Ярошевич. — Я ведь в ваших же интересах. Сухоруков — человек конченый, чего ж вам за него цепляться.
— Не рановато ли ты его хоронишь? — прищурился Басов.
— Он сам себя… гм… того… — «Круглый нуль» очистил крутобокое яблоко и аккуратно вытер ножик о газету. — Препарат для лабораторных испытаний… Хорошо, что я не был на том введении, одно вам могу сказать.
— Но вы же участвовали в экспериментах! — Нина с такой ненавистью посмотрела на Всехсвятских, что тот поперхнулся яблоком и закашлялся. — Две серии, чуть не год работы. Вы ведь знаете, что препарат абсолютно безвреден, зачем вы так говорите?!
— Так то эксперименты… — пробормотал «Круглый нуль». — А то — человек! Нет, нет, слава богу, что меня там не было.
— И все-таки не понимаю, зачем Андрей Андреевич это сделал. — Вышинская провела по губам помадой. — Такой осторожный, такой опытный…
— Есть ситуации, когда врач имеет право на риск, — сказал Басов.
— Нет таких ситуаций! — Ярошевич отложил одну историю болезни и взялся за другую. — Главное — не вреди. Можешь — помоги, не можешь — отойди в сторонку.
— Слишком легко отходить в сторонку. — Басов стряхнул с халата крошки. — Особенно в онкологии. Конечно, если больше всего на свете думать о своей драгоценной шкуре… А Сухоруков думает о больных. Простите, что это значит — не вреди? Болтовня. Вот ты делаешь тотальную резекцию желудка. Или убираешь легкое. С одной стороны ты вредишь. А с другой — спасаешь. Потому что без желудка человек будет жить. И без легкого тоже. А с бластомой в этом желудке или в легком — не будет.
— О чем тут говорить, — вздохнула Иваницкая и сдвинула чашки. — Все относительно. Просто иногда из двух зол приходится выбирать меньшее.
— Во всяком случае, мне ясно одно: Андрей Андреевич не экспериментировал, а лечил. — Наташа Голубева заложила за ухо выбившуюся прядку волос. — Он верил в это золото. Яков Ефимович прав: отойти проще всего. А так хочется помочь, особенно когда трудный случай, — кажется, за раскаленную сковородку схватился бы!
— За раскаленную хвататься — так и без рук останешься, — усмехнулся Ярошевич.
— Послушайте, братцы! — «Круглый нуль» вдруг побледнел и выронил огрызок. — Мне это как-то не приходило в голову. Все Сухоруков, Сухоруков… а как же я? Я как?!
— Господи, — сказала Минаева. — Опять вы…
— У кого что болит, тот о том говорит, — обиделся Всехсвятских. — Он же мой научный руководитель. Ниночка, ру-ко-водитель! Думаете, может, я с вами пахал из спортивного интереса? Я же отрабатывал экспериментальные материалы для диссертации на этих двух сериях. Мне уже трижды, понимаете, трижды меняли тему и руководителя. Если Сухоруков сгорит, прикроют и эту. Она ведь тоже связана с золотом!
— Прикроют, как пить дать, — жалостливо покачала головой Вышинская. — Если заключение Мельникова подтвердится, все работы по золоту прикроют. И надолго.
— Но ведь это свинство! — «Круглый нуль» чуть не задохнулся от возмущения. — Это свинство и эгоизм. Как он мог подставлять себя под такой удар, не подумав обо мне. Мне же конец, братцы, мне же форменный конец!
— Возьмете другую тему, — пожала плечами Минаева.
— Четвертую? — взвился Всехсвятских. — Благодарю покорно. Это вы можете взять, вы еще к своей только приступили, а я два года — как негр на плантации. У меня, между прочим, трое детей. И жена, и теща, и радикулит. И я уже не мальчик, чтобы начинать все сначала. Ах, дурак, дурак, и как я об этом сразу не подумал!
— А может, еще обойдется? — неуверенно сказала Иваницкая. — Он ведь, наверно, с кем-то согласовал это золото, — с Вересовым, с министерством. Не верится, чтобы просто на свой страх и риск. Да и Мельников мог ошибиться. Перитонит у Зайца был тяжелейший, я его несколько раз смотрела.
— Новые препараты согласуются не с Вересовым и не с министерством, а с Фармакологическим комитетом, милейшая Галина Ивановна, — язвительно проговорил Ярошевич. — Заметьте себе на будущее. А именно этого согласования нашему уважаемому Андрею Андреевичу и не хватает. Иначе речь шла бы только о возможной передозировке или сверхрадиочувствительности. А не о служебном и врачебном преступлении.