Вересов вычеркнул из списка фамилию Басова, написал: «Утверждаю».
Подписал. Поставил число.
— Яков Ефимович обидится, — осторожно сказал Заикин. — Вы ведь знаете: он столько сделал…
— Переживет, — перебил Николай Александрович. — У него атеросклероз начинается, оторвется при нагревании бляшка, занесет током крови в мозг, что тогда скажете? Да и в отделе работы хватает. Только молодых. Рисковать нужно по-умному, по-глупому рисковать нечего. Когда первый сеанс?
— Завтра. Нужно предупредить службы…
— С наркозом? Без?
— Сначала попробуем без наркоза. Но аппарат на всякий случай приготовим.
— Ну, давайте. Если время выкрою, зайду.
Заикин и Восковцев забрали свои бумаги и ушли. В коридоре их остановила Таня.
— Подписал?
Заикин кивнул. Вот человек, который заинтересован в эксперименте больше всех. От его результатов зависит, станет ли Виктор инвалидом или нет. Руку ему может спасти только гипертермия. А возможно, и жизнь, все там пока тускло. Таня знает это. Она вообще слишком много узнала с тех пор, как пришла в институт. Не зря у нее так вытянулось лицо, и сама она, вроде, вытянулась. Здесь взрослеют быстро. Как на фронте: год за два. Или за три — надо спросить как-нибудь у Николая Александровича, как считали на фронте. Во всяком случае, теперь она знает о гипертермии не меньше меня. Когда-то мы с нею говорили о Нероне и гладиаторах, о Великой Французской революции и скрипках Страдивариуса, сейчас — о гипертермии, электронном и рентгеновском излучениях, радиоизотопной диагностике и других веселеньких вещах. У кого что болит, тот о том и говорит, — любимая пословица «Круглого нуля».
— Жора, это очень опасно?
— Что ты! — усмехнулся он. — Отличный способ профилонить полный рабочий день и знать, что тебе за это начислили зарплату.
— Я завтра во вторую. Можно, я к вам приду?
— Приходи. Захвати веселую книгу, почитаешь, пока я буду мокнуть.
— Ты говорил о пяти-шести сеансах. Если тебе понадобятся подопытные…
— И не думай и не мысли, бо не выйдет ничаво, — как говорит один мой знакомый электрик. У нас от профессионалов отбоя нет, а ты пока любительница. Не волнуйся, Танечка, все будет тип-топ. Приходи завтра, и ты увидишь, что лаврами Мечникова, Уайта и Кэррола нас не увенчают.
Осторожно тронул ее за локоть, прихрамывая, поспешил за Аликом Восковцевым, который нетерпеливо дожидался его в конце коридора.
Забравшись с ногами в кресло, Таня перечитывала книгу Гуго Глезера «Трагическая медицина». Впервые она прочитала ее давно, классе в четвертом-пятом и забыла. Тогда это был просто сборник рассказов о смелых людях, а разве Гуля Королева, Зоя Космодемьянская, молодогвардейцы меньше рисковали жизнью, чем Мечников, прививший себе холеру, Уайт — чуму, Кэррол — желтую лихорадку?! Разве можно сравнить все болезни мира с изощренными пытками гестаповцев? Да и когда все это происходило — тысячу лет назад… Нет, не Мечников, не Уайт, не Кэррол, — Зоя и Гуля, Ульяна Громова и Любка Шевцова — были истинными героями ее детства: им она завидовала, на них мечтала походить. Но детство прошло, а мужество и благородство оказались многоликими и многообразными. Герои прошлого и герои настоящего не спорили между собой, они с достоинством делили славу лучших сыновей и дочерей человечества, и в Таниной душе всем им хватало места.
За стеной, в соседней квартире тоненько заплакал ребенок.
«А ведь у меня тоже будет ребенок! — подумала Таня, задыхаясь от жара, залившего щеки, ударившего в виски. Она испуганно посмотрела на Наташу, словно младшая сестра могла подслушать ее мысли, но Наташа сидела за письменным столом и выписывала формулы из учебника химии, а голова ее была занята Глебом Хлебниковым, лохматым аспирантом из химиотерапии. Она даже не обернулась в Танину сторону, и Таня успокоилась. — У меня тоже будет ребенок, мальчик или девочка, а может, даже двойня, кто знает? Не будь жадиной, для начала хватит и одного. Мы назовем его так, как захочет Витя. А если он скажет: решай сама, — мальчика я назвала бы Колей, по отцу, а девочку Олей — по маме. А что… Они отличные люди, наши старики».