— Садитесь, — сказал Анатолий Нилович, приняв рапорт, и блеснул круглыми кошачьими глазами в сторону оробевших Вересова и Басова. — А это что за неофиты? Откуда?
Николай вскочил, словно подброшенный пружиной.
— Курсанты Вересов и Басов. Разрешите присутствовать, товарищ профессор.
— Валяйте, — вяло усмехнулся Голиков. — Места хватает. — Поправил шапочку, потер виски, словно собираясь с мыслями. — Начнем?
Все зашелестели блокнотами. Он обождал, кашлянул в кулак.
— Вы замечали, что люди ужасно любят говорить о своих болезнях? С чего бы не начался разговор, можете не сомневаться, закончится ревматизмом и радикулитом, воспалениями, ангинами и другими хворями, которые еще отравляют жизнь человеку. Есть только одна болезнь, о которой избегают говорить, — рак. Говорить о раке считается так же неприлично, как в дамском обществе говорить о сифилисе. Ну, сифилис — это понятно, о чем уж тут говорить… А рак…
Мягко ступая на носки сапог, Голиков прошел взад-вперед перед кафедрой, покосился на Вересова и Басова, ободряюще кивнул.
— Возможно, когда-нибудь ученые подарят человеку бессмертие. Это будет прекрасное время, но боюсь, мы с вами его не увидим. Пока, как все в природе, люди смертны. Как это ни грустно, наше земное существование могут оборвать тысячи самых разных причин. Отказало сердце, закупорились сосуды, свалился на голову кирпич… Все это, в принципе, не вызывает у тех, кто живет рядом с нами, особого недоумения. Пусть подсознательно, но смерть легко переводится на язык обычных, знакомых каждому явлений и понятий. Рак — непонятен. В представлении далеких от медицины людей это что-то фатальное, необъяснимое, вызывающее чувство ужаса и обреченности, вроде библейского наказания за грехи. Когда-то полинезийские дикари на все грозные и непонятные явления природы накладывали табу. Не знать, не думать, не говорить. Как будто ничего этого не существует. Но табу — капитуляция. Если она простительна обычному человеку, то мы с вами капитулировать не имеем права.
«Не имеем права!» — размашисто записал Николай, словно в первую очередь к нему относились слова Голикова, и покосился на Илюшу. У того на чистом листе была записана эта же фраза с дюжиной восклицательных знаков.
— Рак — одна из самых трудных и коварных загадок, которые стоят перед человечеством, — поглаживая полированную поверхность кафедры, негромко говорил Анатолий Нилович. — Он родился раньше, чем родилось человечество, его следы находят в останках динозавров. Злокачественные опухоли врачи распознавали и описывали еще до нашей эры, с ними был хорошо знаком Гиппократ. Никакая другая болезнь не имеет такого, я бы сказал, воистину апокалипсического характера. Она поражает людей и зверей, домашних животных, птиц и рыб, насекомых, деревья, злаки, цветы и картофель, — практически всю живую природу. В абсолютном большинстве случаев раковые щупальца, проникнув в живой организм, разрушают его и вызывают смерть.
Вересов слушал Голикова, закрыв глаза. Черный, словно в мазуте выкупанный, рак полз по глобусу, щелкая огромными клешнями, шевеля усами, и все, к чему он прикасался, обращалось в прах: зеленые рощи, золотистые поля, грациозные животные, веселые, крепкие люди… Так вот кто он — Кащей Бессмертный из детских сказок! Не огнедышащий девятиглавый дракон, не колдун-оборотень, — рак!
Вот он, твой заклятый враг, вот кого предстоит тебе победить в жестоком бою.
— Некоторые ученые считают злокачественные новообразования болезнями стареющего организма, — словно издалека, доносился до него голос Анатолия Ниловича. — Действительно, статистика свидетельствует, что пожилые люди гораздо чаще заболевают различными локализациями рака. Однако мы знаем, что от него порой бывают не защищены молодые, полные сил и энергии мужчины и женщины. Почему?
Голиков подошел к окну, посмотрел на желтеющие липы, на серые, набрякшие дождем облака. Сто тысяч загадок, одна сложнее и непонятнее другой. Что приводит к образованию злокачественной опухоли? Что обусловливает ту или иную ее локализацию? По каким законам развивается болезнь? Как ее остановить?.. Двенадцать пар настороженных внимательных глаз. Нет, не двенадцать, девять, троим уже скучно, трое уже думают не об онкологии, а об увольнительных, о девушках, о залитом вечерними огнями Невском… Кто без греха, кинь в них камень. Не хочется. Все слишком темно и загадочно, можно отдать жизнь и не ощутить радости успеха. Биться и биться головой о стену надежд и разочарований… но кто-то ведь должен эту стену пробить! Хоть бы одного по-настоящему увлечь, заразить своей болью и тревогой, чтобы не оборвалась ниточка, не потух огонь. Вот этого бы, лобастого, вцепившегося в стол побелевшими пальцами, с глазами фанатика — до чего же нужны онкологии фанатики, готовые взойти на костер поисков, на которые может не хватить человеческой жизни…