Была еще одна причина, которая делала Жору Заикина угрюмым и раздражительным. Называлась она, эта причина, Таней Вересовой, дочерью Николая Александровича, и об этом Сухоруков тоже догадывался, да только ничем помочь не мог.
Ярошевич встал, уступил ему место у телевизора, одернул халат.
— Плохо дело, Андрей Андреевич. Развился коллапс, давление семьдесят пять на сорок. Пульс почти не прощупывается.
— Переливание крови наладили?
— Вашей команды дожидались, — проворчал Заикин. Сухоруков снова глянул на экран и увидел капельницу — как сразу не разглядел? — Льем, но пока неэффективно.
— Продолжайте лить. Давление измерять непрерывно. Лейкоциты и гемоглобин взяли?
— Взяли, — откликнулась Минаева. — Девять тысяч и шестьдесят четыре.
— Лейкоцитоз скверный. Закажи повторные анализы. Операционная готова?
— Готова. — Ярошевич настороженно посмотрел на него. — Может, еще понаблюдаем?
— За чем? Как он загибается? — взорвался Заикин. — Ужасно интересное зрелище!
— Погоди, — остановил его Сухоруков. — Братцы, как вы считаете, что там?
— Скорее всего, полетели швы анастомоза. Боли появились внезапно, раньше он был спокоен, — сказал Басов.
— А может, кровотечение?
Минаева зашуршала бумажками.
— По дренажу из брюшной полости ничего не выделяется, я проверяла.
— На осложнение после введения препарата не похоже. Боюсь, придется вскрывать живот. Жора, он выдержит?
— Слабоват… Но если давление поднимем, выдержит. Начнем в артерию качать, может, сдвинется. Ладно, я — туда.
Заикин ушел. Сухоруков еще несколько минут смотрел на экран.
— Пойду в палату и я, что в этот ящик разглядишь! Кто со мной?
Басов встал, снял с вешалки резиновый просвинцованный передник. Ярошевич деловито полез в портфель. Сухоруков усмехнулся: ничего иного не ожидал.
Помогая друг другу, они надели под халаты тяжелые передники, маски, перчатки и вышли в коридор. В коридоре в деревянных кадках пылились фикусы, редко, через два на третий, горели плафоны. Дежурный дозиметрист, борясь с дремотой, листал какую-то толстую книгу. Услышав шаги, он закрыл книгу и молча подал Сухорукову его дозиметр. Дозиметр был похож на обыкновенную авторучку, Андрей Андреевич привычно сунул его в верхний карман халата. Басов свой получил, еще когда заступал на дежурство.
На толстой, обитой свинцовым листом двери четвертой палаты, в которой лежал Заяц, висела картонная «ромашка» — три красных лепестка в кругу — знак радиоактивности. Сухоруков невольно поежился и повернул ручку.
Со стены на Зайца в упор пялилась телевизионная камера. Яркий свет заливал узкую палату. У койки доисторическими чудищами высились защитные ширмы. Сквозь толстое зеленоватое стекло смотрового окошечка было видно, как за одной из них Заикин возился с капельницами. Сухоруков и Басов стали за другую.
— Давление?
— Сдвинулось, — глухо ответил Жора. — Верхнее восемьдесят.
— Попробуй догнать до ста двадцати.
— Пробую.
Заяц разлепил запавшие глаза. В горле у него что-то булькнуло, и он прохрипел:
— Спасите, доктор. Помираю.
— Э-э, нет, с этим еще успеется, — сказал Сухоруков и нащупал пульс.
Гамма-лучи прошли сквозь тонкую резиновую перчатку, как автоматная очередь сквозь фанерную мишень. Словно сунул руку в крутой кипяток, физически ощутил, как заныли обожженные кончики пальцев. Насмешливо хмыкнул: «А именины-то еще дают о себе знать. Чаек надо пить, ваше благородие, чаек. И для нервов пользительно, и вообще…»
Пульс у Зайца был как ниточка — вот-вот оборвется.
— Где болит?
— Живот. Аж раздирает. Будто ежа проглотил, а он, стерва, там ворочается.
— Шутник… Язык покажите. Гм, суховат. — Пощупал окаменевший, напряженный живот. — Здесь болит? А здесь? Яков Ефимыч, пощупай. Вот именно. И я так думаю. Вот что, Фома Фомич, придется вас еще разок прооперировать. Конечно, не так, как вчера, операция пустяковая, но, к сожалению, без нее не обойтись. Сейчас доктор Заикин вас еще немного подкрепит, и сделаем. Согласны?
— Боюсь. Может, обойдется?
— Нет, — сказал Сухоруков, — не обойдется. Времени жалко, нельзя время терять.
— Тогда — воля ваша. Что хотите делайте, только б не болело. Нет моих сил больше терпеть.
Сухоруков вышел, поманив за собой Басова.