— Дом… — тихо сказал он, — …они сожгли его.
Оба долго молчали.
— Дотла? — наконец спросила Китти.
— Да. Прости меня, девочка моя.
— Мы могли бы его снова отстроить…
— Послушай, жена! — донесся до Китти раздраженный голос Каллена, лица которого она не видела. — Разве ты не знаешь, что я никогда не стану обрабатывать землю?
Он резко вскочил и зашагал к главным воротам, которые теперь почти никогда не закрывались. Он мог — она хорошо это знала — оседлать сейчас свою черную кобылу и галопом помчаться вдоль реки. Ведь не зря же она прожила с ним эти годы… Он всегда так поступал, когда ему было не по себе или когда на него кто-то давил…
Прислонившись к косяку двери, Китти закрыла глаза. Выступили слезы. Над ухом прожужжал москит, но она даже не отмахнулась от него, вспоминая густой запах, исходивший от земли участка Джентри по таким вот, как этот, теплым вечерам, нежный вкус родниковой воды, журчание ручья, впадающего в реку… этот мягкий голубоватый туман, поднимавшийся над высокой травой, когда в ней распускались цветы, а ветер пригибал их стебли к земле… Влечение к земле, думала она, сродни влечению на свет младенца в чреве матери, или влечению двух тел… или даже тяге к смерти, когда ты к ней уже готов, когда прожил жизнь так, как хотел…
Ее никогда не покидала уверенность в том, что когда-нибудь она обязательно вернется туда. Конечно, на время ей придется оставить эту мысль… но земля все же лежит там… ее земля, дорогая ее сердцу. И пока она жива, ничто не может отнять у нее эту землю!
Однако сейчас она постоянно думала о другом — в какой-то уголок сознания закралась мысль, не дававшая ей покоя:
«Я хочу организовать в форте школу».
Она высказала эту мысль Роману, и с тех пор мечта превратилась в твердое решение.
Однажды она пошла к роднику за водой, но, заметив вдали Романа, отставила ведра. Он возвращался с маисового поля — весь потный и коричневый от загара как индеец, — подошел и наклонился наполнить сладкой родниковой водой свою дыню-черпачок.
Роман долго раздумывал над ее признанием, задумчиво прищурив проницательные глаза.
Они сели в тени платана. Он улыбнулся:
— Мне кажется, это отличная идея.
— Ах, Роман, я так и думала! Мама до замужества была учительницей, она и всех нас выучила! Может быть, и я сумею… Все ее учебники сохранились.
— Не сомневаюсь, что ты справишься.
— Понимаешь, я подумала, что в один прекрасный день Майкла все равно придется учить — конечно, нескоро, я знаю… Но эта мысль заставила меня подумать и о том, сколько же детей здесь, в форте, не получают вообще никакого образования!
— Китти, тебе нет нужды убеждать меня! Я обеими руками за. Ну а что по этому поводу думает Каллен?
— Я ему еще не сказала, — призналась Китти. — Каллен несколько дней назад отправился в разведку. Хотя индейцы пока ведут себя тихо, некоторые предупреждают, что такой интенсивный приток поселенцев из-за кряжа наверняка расшевелит их… Для открытия школы нужно время. И к тому же помещение. Я знаю, что все хижины переполнены, но я обязательно найду место!
Роман широко улыбнулся:
— Может, поговорим об этом с полковником? — Он поднялся. — Пойдем! — Он протянул ей руку.
— Прямо сейчас? — изумилась Китти, вставая.
— А почему бы и нет?
Она торопливо наполнила водой ведра, Роман взял одно из них, и они зашагали к воротам форта.
Старый полковник сидел в своей хижине.
— Превосходная идея! — сразу же откликнулся он, и глаза его заблестели от энтузиазма. Давно они не видели полковника таким… Но через мгновение морщины на его лбу углубились, а взор помрачнел: — Черт подери, но где же я вас размещу?
— А если в одном из блокгаузов? — умоляюще посмотрела на него Китти.
Он пожевал узловатую костяшку большого пальца.
— Да… — наконец тихо сказал он как бы про себя, — разве что выделить вам место в блокгаузе в дальнем углу двора…
Ко времени возвращения в форт Каллена вопрос был уже решен, но Китти знала, что он согласится со всем на свете, лишь бы она забыла о переезде на Выдряной ручей…
Неожиданный рост населения форта создавал проблемы, с которыми прежде маленьким поселкам не приходилось сталкиваться. Полковник Кэллоувэй, осаждаемый поселенцами с жалобами, принял решение провести собрание, чтобы обсудить все возникшие трудности.
Оно состоялось в один из августовских дней. Едва взошло бронзовое солнце, все мужчины собрались в низине под ветвями громадного раскидистого вяза.
Вел собрание Джосая Лэнгфорд, который приехал со своей семьей в Бунсборо всего три месяца назад. Джосая называл себя землемером, но некоторые поселенцы подозревали, что он был обычным жадным захватчиком земельных участков, и в форте его никто не любил. Такие, как он, заполонили в последнее время всю страну…